Тогда я ещё не осознавал до конца, до какой степени она милитаризована. Готовилась к войне Венера целое столетие, всё время своего существования, и к нашему дню нашпигована всем, что помогает сражаться или мешает сражаться противнику. Причём нашпигована не только предметами, но и идеями — разными патриотическими программами по работе с молодежью с военным уклоном, пропагандой, скрытой и открытой, в том числе пропагандой военных игр, которые у нас даже популярнее футбола. Ну, не менее популярны. И, разумеется, тщательно поддерживаемый в СМИ образ абстрактного «врага», куда ж без него. Не считая запрятанных где-то под сотым метром гор оружия, которого хватит не на сто, а на все двести миллионов человек.
Всё это находится на виду, мы сызмальства привыкли, потому и не обращаем внимания на сложившееся положение. Хотя в той же Империи, например, слыхом не слыхивали о патриотических программах, и сочтут за дикость установку в центре городов средств электронного подавления, замаскированных под объекты архитектуры.
На Венере всё в той или иной мере сделано с расчётом, чтобы стать оружием в случае высадки на планету. Ну, или для поддержки власти на случай вооружённого переворота.
— Оружие индивидуальное, — продолжала сеньора, возвращая меня от абстрактных размышлений на поверхность. — Хоть ты не кадет, оно тоже будет закреплено за тобой и твоим скафандром, будешь за него отчитываться. Привыкай. Вопросы?
— Оно тоже боевое? — я внимательно рассматривал скорострельную винтовку, вертя её так и эдак. Впервые держал в руках боевое оружие, из которого можно стрелять не пулями, а настоящими иглами, для которых не существует никаких преград. А что оно боевое, как и скафандр, не сомневался. Сеньора подтвердила это, презрительно скривившись.
— Естественно. У нас всё боевое. Знаешь, как эта штука называется?
Я утвердительно кивнул.
— «Жало».
— А какая модель?
Тут ответить не мог. В таких тонкостях не разбирался. Она назвала, словно читая лекцию:
— Скорострельная винтовка ALR-112 «Aguijón». Игломёт средней мощности и невысокой дальности стрельбы. Предназначена для ведения боевых действий в помещениях и закрытых пространствах. Достоинства: лёгкость, мобильность, высокая скорострельность. Недостатки: малая мощность и невысокая дальность прицельной стрельбы.
Я кивнул, стараясь всё это запомнить.
— Штука как раз для тебя. Ты «правило номер один» знаешь? Насчет оружия венерианского солдата?
Поёжился. Естественно, знаю. Но от её вмиг ставшего ледяным взгляда и прорезавшихся в голосе холодных ноток стало не по себе.
— «Оружие — часть тебя. Боец, оставивший свое оружие, недостоин носить гордое звание солдата Венеры!», — как по писанному отрапортовал я, вытягиваясь в струнку.
— А знаешь, что оно означает на практике?
Разумеется. Это знает на Венере каждый, с пелёнок. Это тоже часть военно-патриотической программы.
— Если ты бросишь или выронишь оружие, Шимановский — понизила она голос почти до шепота, — твои тесты на этом закончатся. За воротами. И это не моё правило, а Венерианского королевства. Вопросы по этой части?
Вопросов не было.
Оружие для бойца — продолжение его руки, часть его самого. Как сердце, печень или почки. Боец, потерявший оружие, равносилен бойцу, потерявшему жизненно важный орган. За такой проступок мгновенно выгоняют из армии, а в военное время даже расстреливают. Наша армия — наша гордость, защита и опора. Порядки в ней строже, чем в любой другой в мире, но это потому, что мы в кольце врагов. Нам НАДО выжить, несмотря ни на что. И такие суровые драконовские порядки — лишь составляющая выживания.
Боец всегда при оружии, в столовой, в спальне, в туалете. Без него он — никто. За пределами «имперских» секторов или во время усилений его берут с собой даже в увольнительные. Для нашего государства и общества это норма, и я только что стал частью этой нормы.
Отныне я — солдат. Боец. Настоящий. Именно это означают ее слова. И требования ко мне теперь такие же настоящие, взрослые.
Я вытянулся в струнку и козырнул, благо, на мне был шлем.
— Никак нет, сеньора инструктор! Никаких вопросов!
Той моя реакция понравилась.
— Пошли, соискатель Шимановский. Будем делать из тебя человека.
Мною, как и в прошлый раз, занимались трое. «Первая», еще одна, до сей поры незнакомая тётка с суровым лицом и рваным шрамом на щеке, «Вторая», и Катарина. Сеньора майор, уже переодевшаяся в форму, в основном стояла в стороне с планшеткой, в которую время от времени что-то записывала. Остальные постоянно со мной общались, давали задания и объясняли непонятные моменты.
Для начала я повторил свои упражнения на дорожках, теперь в скафандре и с игломётом за плечом. Ну, скажу я, это что-то! Совсем не то, что бежать налегке!