Игрушки для императоров 1. Лестница в небо

Ты взорвал все мосты, отрёкся от прежней жизни в поисках усовершенствования. И теперь вернёшься туда, поскольку больше никуда идти не захочешь. Они позвонят тебе, можешь не сомневаться. И сообщат, что «простили», и тот эпизод не подпадает под их устав.

Мой желудок свело от её пламенной речи. Ибо всё в ней сказано правильно.

— Ты ведь хочешь туда, как бы себе сейчас не врал, — буравили её глаза. — Ты уже всё для себя решил, ещё тогда, две недели назад, когда тебя привезли первый раз, побитого, но довольного. А теперь всего лишь пытаешься смириться с этим, убедить себя, что есть выбор, что можешь отказаться. Так?

Я вздохнул и опустил голову.

— Ты уже там с головой. Я больше скажу, ты никогда не был таким, как в эти дни: собранным, целеустремлённым, жизнерадостным. Ни в старой школе, ни в новой. У тебя все эти дни глаза были… Горели они у тебя! Ты возвращался усталый и избитый, но счастливый, сынок! Как тогда, во время соревнований, когда проходил в следующий круг. Или готовился к свиданию с той девушкой, аристократкой. Это трудно описать, но я мать, я видела всё это со стороны, и мне соврать у тебя не получится.

«Да я и не пытаюсь!», — хотел сказать я, но лишь глубоко и задумчиво вздохнул.

— Это неизбежно, ты вернёшься. Когда они позовут.

Опешивший от такой тирады, я хрипло выдавил:

— Не позовут.

Но сам уже не был уверен в этом.

Мама мило, по-взрослому, усмехнулась.

— Позовут.

— Почему ты так думаешь?

— Скажи, сколько лет этой, как её, сеньоре Тьерри?

— Мишель? Ну, за сорок. Точнее не скажу.

— Правильно. — Она кивнула. — Ей не двадцать и не тридцать. На такие должности ставят только опытных людей. Знаешь, почему?

Я отрицательно покачал головой.

— Они в состоянии думать независимо, не отвлекаясь на порывы, свойственные юношеству. Ты ошибся, бывает. Все ошибаются. И старшие прекрасно об этом осведомлены. Они руководствуются не эмоциями, а целесообразностью, совокупностью разных факторов, и она примет верное решение, которое не примет, например, эта майорша. Она заберёт тебя, попомни мои слова.

Я хотел вставить, что майор не намного младше, но, сравнив их, вдруг понял, дело не в возрасте. Мишель именно сеньора, авторитетная женщина. Катарина же — молодящаяся дамочка, считающая, что тридцать пять — это чуть больше семнадцати. Да, Мишель может так сделать. В отличие от Катарины.

— А есть ещё и Лея, её величество, не забывай об этом! — повысила мама голос. — Её тоже может заинтересовать этот проект, когда она вернётся. Для того она и нужна, носительница верховной власти — исправлять то, что пропустили мимо себя подчинённые. И тогда они всё равно с тобой свяжутся, не может быть иначе.

— Они не всегда были взрослыми и мудрыми, — попытался усмехнуться я, приводя последний аргумент. — Когда-то они были молодыми и глупыми, причём уже сидели на тех же самых должностях.

Мама пожала плечами.

— Когда они были молодыми и глупыми, рядом с ними, в тени, находились старшие и мудрые, давая советы и подсказывая, что и как делать. Просто теперь поколения сменились, настал их черёд быть мудрыми. Ничего не меняется в жизни, сынок. Пройдёт тысяча лет, но старшие всегда будут рядом с младшими там, где те не справятся сами. Это закон жизни, ничто не в силах его изменить.

А тебе советую подумать над своим поведением. Тебе тоже когда-то придётся стать старшим и мудрым, чему ты научишь идущих следом?

* * *

Как всё сложно! Не думал, что мама может копнуть так глубоко. Точнее, не думал, что так глубоко под корпус, разложив его по полочкам с точки зрения обычных человеческих страстей. И мне всё больше и больше казалось, что она права. И в том, что я хочу туда, и в том, что уже давно смирился, просто искал «отмазки».

Господи, да она во всём права! Во всём — во всём! Она лишь не учитывает маленькую деталь, я не могу. Не не хочу, именно не могу туда вернуться! Я хлопнул дверью, и если вернусь, это будет означать, что я…

Мысль сбилась в силу того, что итог её мне не сильно нравился.

«Эй, Хуанито, договаривай! Что же ты замолчал на полуслове? «Я — твердолобый баран, которому в западло включить реверсивную передачу!»

«А если и так? Что теперь»? — возразил я сам себе.

«Ничего, баран. Ходи и понтуйся, какой ты крутой. «Человек сло-о-ова»! — внутренний голос распирало от иронии.

— Не пойду сегодня в школу. Надо прийти в себя, — промямлил я, вяло цепляя на вилку макаронину.

— Я уже поняла, — кивнула мама, встала и убрала свою тарелку в посудомойку. — Приходи. Думай. А я пошла на работу.

— Ты ж вроде сегодня выходная?

— Заказ. На дому. Да, кстати, тебе вчера снова звонила та девочка, которая высокая. Спрашивала, всё ли у тебя в порядке, и куда ты делся.

Мама, говоря это, стояла ко мне спиной, выставляя на посудомойке режим, но я почувствовал, как она довольно улыбается, и покраснел.

— Ты ей нравишься, — заключила она.

Они что, сговорились?