— Хуанито, правильно? — вцепился в меня глазами дон Виктор. Мне стало не по себе. Съежившись, я кивнул, привычно выдавив:
— Так точно.
— Присаживайся.
Он указал рукой на скамью, я последовал приглашению. Сам сеньор неспешно вытащил золотой портсигар, вынул из него большую коричневую сигару и сел напротив, закинув ногу за ногу.
— Куришь?
Я отрицательно покачал головой.
— Кубинские. Самые лучшие! — Он поднёс сигару к носу, и, прикрыв глаза, самозабвенно вдохнул табачный аромат. Поскольку я в этом деле не разбирался, а табак вообще не любил, то непроизвольно скривился. И что они все находят в курении? Спасибо, здесь хоть удушающего запаха ментола не будет, какой стоял в кабинете Мишель.
Через минуту, отрезав кончик и смачно прикурив, дон Виктор выдохнул в мою сторону, одуряющую своей крепостью, струю дыма. Я чуть не закашлялся, утерпел чудом.
— Молодец, что не куришь, — заявил он. — Значит, у тебя всё еще впереди.
Я промолчал. Его раунд — пусть говорит, что считает нужным.
— Да-да, не думай, курение — это не просто так! Курение — зло, все мы понимаем это, как и то, сколько оно забирает здоровья. Но бывает так, что твои нервы взвинчены настолько, что успокоить их может только она. — Он вытянул дымящую сигару перед собой. — Мы курим не от хорошей жизни. И если ты пока не куришь, значит, ты счастлив. Пока счастлив.
Интересная концепция! Этот человек сходу меня удивил. А ведь и правда, Мишель мало того, что сама боевик, так ещё и решает судьбы других бойцов, каждый день кого-то посылает на смерть. Как тут не закурить?
И сеньор Кампос. Кто сказал, что у него спокойная работа? Плюньте тому в лицо!
— Ты знаешь, зачем я тебя пригласил? — перешёл к теме мой собеседник, посчитав интродукцию законченной. Я кивнул.
— Из-за сына. Из-за его сложностей во взаимоотношениях с некой Катариной де ла Фуэнте.
Виктор Кампос удовлетворенно покачал головой.
— Соображаешь. А почему не из-за фонтана?
— Вероятно, я слишком мелкая сошка для этого. Вам не интересно заниматься мной из-за какой-то молодёжной драки. Встревать с тяжелой артиллерией в каждую разборку юного сына — не предел мечтаний для родителя. — Я постарался как можно короче процитировать сказанное начальником охраны.
Дон Виктор снова кивнул.
— Именно. Не предел мечтаний. Школьная драка — всего лишь школьная драка, все мы прошли через подобное. И то, что это частная школа со своими порядками, меня совершенно не волнует.
Затяг.
— А вот про инцидент с этой гонщицей, как ты говоришь, Катариной?..
— Де ла Фуэнте.
— Да, именно. Расскажи об этом подробнее.
Он прекрасно знал как её зовут и кто она такая. Просто выпендривался.
Я, не торопясь, принялся излагать произошедшее тогда. Старался говорить обстоятельно, убедительно, в деталях. Естественно, умалчивая о том, что видел результат её давления на Бенито.
— Почему она это сделала? — спросил он после паузы, когда я закончил.
Я растерялся.
— Простите?
— Я спрашиваю, почему она это сделала, как ты думаешь? Для чего ей это?
Мне вдруг вспомнилась Мишель, задающая очень похожие вопросы. Это проверка. В смысле, наш разговор. Вот только на что?
— Бенито сам устроил ей «коробочку». По сути, она защищалась.
— Я знаю. Но у неё была сотня способов избежать конфликта. С её авторитетом, статусом и умениями. Мой сын не полез бы в драку, если бы она задавила его авторитетом. Но она чётко подвела его именно к конфликту. Для чего?
Я вновь пожал плечами и решил говорить так, как думаю, пусть это кому-то и не понравится. В конце концов, моя физиономия ещё помнила отпечатки кулаков Бенито, а привычка никого не бояться после занятий в бело-розовом здании ещё не выветрилась.
— Возможно, ей было скучно. И она решила доказать некой семейке, взявшей с её точки зрения на себя слишком много, что они не правы. На любой приём найдётся другой приём, ставящий противника в ещё более жалкое положение, чем тот до этого ставил своего оппонента.
Лицо дона Кампоса налилось кровью, но он сдержался, сохранив подобие бесстрастности.
— Продолжай.
Я довольно оскалился. И продолжил.
— Как-то раз некий бездарный сын уважаемого отца решил, что он всемогущий. В определенном пределе, конечно, но в этом пределе считал, что ему можно всё. И отец не спешил развеивать этот миф, не объяснил сыну, что тот неправ.
Глаза дона Кампоса сузились в две щёлочки, которые пронзали меня насквозь, будто рентгеновские лучи. Но иной реакции не последовало. В этот момент я понял, что ему просто нравится моя наглость. Он любит безрассудно смелых, поэтому данный финт сойдёт мне с рук. Если, конечно, не перегну палку, мера должна быть во всём, даже в наглости.
— И когда на горизонте появился некто, — продолжил я, — не признавший его авторитета, он расстроился и решил похоронить обидчика. Закопать и смешать с дерьмом. И похоронил. Не сам, конечно, у самого-то кишка тонка, но для чего людям нужны отцы?