В последнем мы оба сомневались.
— Бенито невзлюбил меня с первого дня, — начал я. — И несколько раз с компанией друзей участвовал в моём избиении.
Комиссар что-то живо написал на повернутом ко мне почти под прямым углом и потому невидимом планшете.
— У меня другие сведения. Это вы, сеньор Шимановский, участвовали в избиении сеньора Кампоса. Причём сделали это на территории школы, запись этого инцидента лежит в открытом доступе в сетях.
Я снова рассмеялся, теперь более весело.
— Сеньор, я такой крутой, что решил вдруг ни с того ни с сего избить пятнадцать человек? Я похож на психа?
Комиссар не моргнул и глазом.
— Возможно. У вас был мотив. При таком резком негативном отношении не бывает «ни с того, ни с сего». А что псих? Вряд ли. Скорее злоумышленник, твёрдо рассчитавший силы, вооружившийся специальными средствами, дающими локальное преимущество над противниками. Шокером, например. Или гранатой. А что, алиби великолепное: «Я же не псих, нападать на пятнадцать человек!» Хотя на самом деле…
— А на самом деле вы единственный, — зло закончил он, — кто в тот день вышел сухим из воды, без единого повреждения. В то время как абсолютно все ваши противники, да и сообщники, отправились в госпиталь, и некоторые задержались там достаточно долго. Опасно, сеньор Шимановский, опасно сработано. Но безупречно.
Я позеленел от злости и сжал только-только начавшие отходить, объятые полчищами мурашек, кулаки.
Сволочь! Тварь! Падаль! Ненавижу!
Но комиссару было плевать на мою злость, именно её он и добивался.
— Отдаю вам дань уважения, всё прошло великолепно. Из вас вырастет неплохой наемник, вы умеете планировать операции. Если вырастет, конечно. Но вернемся к нашему делу.
Я попытался взять себя в руки. Не сейчас, Хуанито! Не с этим… Пассивным представителем сексуальных меньшинств! Не выказывай свою слабость!
— Итак, вы питаете к сеньору Кампосу-младшему стойкое чувство неприязни, связанное с неединичными стычками друг с другом, коим наберётся достаточно свидетельств. Так?
Глупо отрицать.
— Да, так. Но сеньор комиссар, при чём здесь вообще Бенито? Я — это я, Бенито — это Бенито. Какая связь между мной, моим делом и им?
Комиссар резко посерьёзнел, хотя и до этого его лицо несерьезным назвать было нельзя.
— Такая, сеньор Шимановский. Два дня назад Бенито исчез. Был похищен. Его телохранителей отравили парализующими капсулами, те ничего не могут сказать об инциденте. В высшей степени грамотная акция, сработали профессионалы. Следов похитителей обнаружить не удалось — что говорит не только о профессионализме похитителей, но и их связях в структурах обеспечения безопасности этого города.
Я усмехнулся.
— И при чём здесь я? Да, я положил пятнадцать человек, но справиться с телохранителями Бенито?..
— При том, сеньор Шимановский, — последнее слово комиссар произнес с сочувствием, — что только вы обладаете достаточным мотивом для его устранения, только у вас есть знакомые, способные осуществить подобную акцию. Напомню, если вы вдруг забыли, дон Кампос — хефе, авторитет криминального мира, и его сына охраняли непоследние люди своей профессии.
Комиссар картинно схлопнул планшет в капсулу.
— Вот сейчас вы и расскажете, как, зачем, почему и на каких условиях никем не контролируемая структура, именуемая «Корпус королевских телохранителей», сделала для вас эту грязную работу, что вы (или они) собирались делать с сеньором Кампосом-младшим, жив ли он ещё, и если жив, где находится. А чтобы не сомневались в серьёзности наших намерений, сеньор Сантьяго будет вежливо напоминать вам об этом всякий раз, когда вы попытаетесь промолчать или сказать неправду. Феликс!
Люк поднялся и в камеру чинно вошёл мой мучитель, сияя в предвкушении. В руках он держал приспособления, безобидные на первый взгляд, однако опытный исследователь орудий пыток инквизиции обнаружил бы в них массу интересного.
— Сеньор Сантьяго, приступайте.
Я сидел, наблюдая за неспешными приготовлениями этого Сантьяго к любимому делу, и до меня, наконец, начало доходить. Бенито похитили! А крайним хефе пытается сделать меня, поскольку я ненавидел его сына больше жизни. А ещё я дружу с особами, одна из которых открыла по Бенито и его дружкам огонь прямо на улице и заставила лизать ботинки. Я непричастен, это легко проверить и доказать, но дон в гневе, в волнении за единственного отпрыска, и вряд ли способен адекватно мыслить. Ему просто наплевать, что сделают со мной его гориллы. Он отдал приказ — и они будут мурыжить меня, пока…
Пока не сделают чего-то непоправимого.