Игрушки для императоров 2. Иллюзия выбора

— Если дёрнешься, мальчишке конец! — на всякий случай ещё раз предупредил главарь, отступая на шаг назад. Палец на спусковом крючке лежал уверенно, он умел сдерживать страх.

Катарина молчала. Я повернул голову, посмотрел в её глаза. И всё понял. По её расслабленной стойке. По спокойному безразличному взгляду.

Во взгляде этом не было огонька. Того самого огонька обложенного хищника перед броском. А в стойке — энергии. Она будто знала, что и как произойдёт, была готова к этому моменту. И совершенно не нервничала.

Она сдала меня. Она. Сдала. Меня. Я проговаривал эти три слова про себя, они всё больше и больше царапали изнутри. Бандиты, отойдя на достаточное расстояние, резко дёрнули, развернув в другую сторону, и потащили к стоявшей невдалеке машине, но глаза Катарины намертво отпечатались в моём сознании.

Я — болванчик. Марионетка, которой играют, дёргая за ниточки. Заставляют делать нужные вещи, после чего бросают в коробку и забывают. Или отдают поиграть другому, если в этом есть необходимость.

Она спасла меня, вытащила, мы мчались прочь от погони, но делала она всё это несерьёзно. У них война, в которой я стал разменной монеткой, и она знала, что, отыграв нужный раунд, корпус отдаст эту монетку назад Кампосу.

Скорее всего, это они похитили Бенито, вопреки её заверениям. Почему, зачем — не важно, это высокие материи, но у них, действительно, война. А я — маленький эпизод этой войны, заложник, которого они отдают «на хранение» в обмен на что-то.

Погоня, сбитые машины — демонстрация возможностей, мол, мы можем и так, потому её лично Виктор Кампос не тронет. Но только её. Я же не кадровый офицер, меня можно пинать туда-сюда, как мячик для пинг-понга. Это было бегство, та погоня со стрельбой и ракетами, но бегство от собственной тени. Тени самого корпуса. Чётко спланированное их офицерами для демонстрации, кто есть кто. Как же я их всех ненавижу!

* * *

Машины разъехались быстро, в течение полуминуты. А она стояла посреди улицы, слушая сирены приближающихся машин гвардии, и не могла прийти в себя. Он понял. Догадался. Прочел в её взгляде. Это в её планы не входило. Нехорошо.

Теперь придётся давить, давить жёстко, бескомпромиссно, а с ним такой сценарий может не сработать. Но в противном случае он просто пошлёт её подальше. Настолько подальше, что…

Думать об этом не хотелось. Но о чем ещё думать?

Только тут она заметила, что вторая линия вот уже с минуту маякует красным. Нажала на иконку приёма, изображение включать не стала.

— Докладывай, — сразу начала Мишель.

— Он у них.

Оценивающее молчание.

— Но что-то не так, да?

— Да. Он догадался. Всё усложняется.

Пауза.

— Что будешь делать?

— Я справлюсь.

— Дорогая моя, надеюсь, ты понимаешь, если не справишься…

— Мой рапорт будет у тебя через час. Без даты. Подпишешь в любой момент. Я тоже иду ва-банк, такой расклад тебя устроит?

Вновь молчание, на сей раз более продолжительное.

— Хорошо. Приступай.

Вторая линия разъединилась. Но легче на душе не стало.

Глава 4. Граница правды

Куда меня везли не знаю, как и не знаю, сколько. Мне вкололи какую-то дрянь, видно, чтобы не дёргался, из-за неё происходящее воспринималось, как в тумане. Мешок на голове также не добавлял ясности сознанию.

В итоге всё-таки куда-то привезли. К этому моменту сознание медленно, но верно, входило в норму, я начинал воспринимать вещи, как есть, лишь в теле осталась слабость. Ну, и на том спасибо!

Затем меня вели по коридорам, в которых стоял запах сырости, слышался звук капающей воды, а каждый шаг отдавался гулким эхом. Где я находился, не имел ни малейшего представления, но вряд ли это поместье сеньора Кампоса. Скорее уж тюрьма. Тайная, для недругов криминального босса. Вскоре эхо исчезло, меня ввели в помещение, в котором воняло эфиром и еще чем-то, отдающим больницей. Почувствовал нехорошее, колени начали мелко подрагивать.

Меня посадили на стул. Повязку сняли, наручники оставили. В глаза сразу ударил свет, яркий даже по меркам человека, не проведшего полчаса в чёрной повязке. Я зажмурился, и только спустя несколько минут смог открыть глаза и осмотреться.

Комната напоминала приёмную стоматолога. С тем исключением, что кресло снабжено фиксаторами явно не для нужд стоматологии. Рядом с креслом стоял агрегат непонятного назначения, но жуткого на вид, за виртуальным терминалом которого молча возились два человека в медицинских колпаках и повязках на лице. «Яйцеголовые». Еще двое стояли справа и слева от меня, «бычьё», типы, как две капли воды похожие на урода, которого я вырубил каменными шарами, одетые в чёрно-желтую униформу. Спецназ дона хефе, блин! Ещё в комнате находился начальник охраны, представительный дядечка, который вёз меня в особняк дона Виктора первый раз, давным-давно, ещё в прошлой жизни. Он сидел в дальнем углу, закинув ногу за ногу, и внимательно наблюдал за происходящим сквозь прищуренные веки. Его вмешательство в процесс не требовалось, последним из присутствующих был сам дон Кампос, восседающий на обычном дешёвом стуле в трёх метрах от меня.

— Очнулся?

Я кивнул.