Игрушки для императоров: лестница в небо

– Если ты бросишь или выронишь оружие, Шимановский, – понизила она голос почти до шепота, – твои тесты на этом закончатся. За воротами. И это не мое правило, а Венерианского королевства. Вопросы по этой части?

Вопросов не было.

Оружие для бойца – продолжение его руки, часть его самого. Как сердце, печень или почки. Боец, потерявший оружие, равносилен бойцу, потерявшему жизненно важный орган. За такой проступок мгновенно выгоняют из армии, а в военное время даже расстреливают. Наша армия – наша гордость, защита и опора. Порядки в ней строже, чем в любой другой армии в мире, но это потому, что мы в кольце врагов. Нам НАДО выжить, несмотря ни на что. И такие суровые драконовские порядки – лишь составляющая выживания.

Боец всегда при оружии, в столовой, в спальне, в туалете. Без него он – никто. За пределами «имперского» сектора солдаты расквартированных там частей даже в увольнительные ходят вместе с ним. Тем более за пределами планеты. Для нашего государства и общества это норма, и я только что стал частью этой нормы.

Отныне я – солдат. Боец. Настоящий. Именно это означают ее слова. И требования ко мне теперь такие же настоящие, взрослые.

«Игры кончились, Шимановский! Ты хотел взрослой жизни – получай! И отвечай за нее по полной программе, без скидок».

Я вытянулся в струнку и козырнул, благо на мне был шлем.

– Так точно! Слушаюсь, сеньора инструктор!

Той моя реакция понравилась.

– Пошли, соискатель Шимановский. Будем делать из тебя человека!

* * *

Мною, как и в прошлый раз, занимались трое. «Первая», еще одна, до сей поры незнакомая тетка с суровым лицом и рваным шрамом на щеке, «Вторая» и Катарина. Сеньора майор, уже переодевшаяся в форму, в основном стояла в стороне с планшеткой, в которую время от времени что-то записывала. Остальные постоянно со мной общались, давали задания и объясняли непонятные моменты.

Для начала я повторил свои упражнения на дорожках, теперь в скафандре и с иглометом за плечом. Ну, скажу я, это что-то! Совсем не то, что бежать налегке!

Мешало все. В доспехах я не чувствовал земли, опоры, постоянно норовил потерять равновесие и завалиться в сторону, позорно растянувшись на земле. Несколько раз даже растягивался, чуть не умерев со стыда. Инструкторская группа делала вид, что не замечает, но про себя тетки мило улыбались.

– Ничего, поначалу всем сложно с доспехами, – подбодрила чуть позже Катарина, когда увозила домой. – Вначале все падают. К доспехам надо приноровиться, подстроиться. И это не так сложно, поверь. Зато потом сможешь спать в них, и, если они не надеты, будешь чувствовать себя голым.

Я пыхтел и отмалчивался. Она права, через это надо пройти и привыкнуть. Но есть ли у меня на это время?

Время, как оказалось, было. Точнее, инструкторская группа сделала все, чтобы оно появилось, не щадя меня.

Кроме чувства потерянного равновесия, доспехи мешали при движении, сопротивлялись, приходилось постоянно прилагать усилия, чтобы банально сдвинуться с места. Вроде небольшие усилия, но зато постоянные. Одна из инструкторов на мое замечание об этом отве тила:

– А представляешь, на что будет способно твое тело, если после такого тренинга включить гидравлику?

То, что тело адаптируется к доспеху, я понял, когда к вечеру, обессиленный, еле-еле смог стащить его. Я настолько привык напрягаться, переставляя с места ноги и двигая руками, что чуть не упал, делая первый же шаг налегке. Чем вызвал волну смеха.

– Привыкнешь! – ласково похлопала меня по плечу «Первая», помогавшая теперь уже снимать доспехи.

Я кивнул. Сил отвечать не осталось.

Если первый раз я занимался после школы, то есть не так уж много, всего несколько часов, и вымотался настолько, что чуть не проспал на занятия, то теперь, после целого дня тренировок, еле-еле передвигался. Тело болело полностью, с головы до ног, от постоянной раскачки лишенных гидравлического привода сочленений и суставов, от постоянной гонки и ускорения в непривычном скафандре, да еще с неизменным оружием за плечом, мешающим нормально двигаться. Это был ад.

Катарина, успевшая переодеться, повела меня в гараж, посадила в машину, села рядом и протянула бутылку с каким-то темным шипучим напитком. Я глотнул. Освежающе!

– Что это?

– Хорошая штука, – улыбнулась она, заводя двигатель. – Придает бодрости. На время. До дома тебе хватит, поесть, помыться и спать. Завтра не проспи.

В ее голосе я смог рассмотреть заботу и сочувствие. Впрочем, не пересекающие некую грань показного безразличия.

– Постараюсь, – буркнул я, чувствуя, как боль переливается из сустава в сустав, из мышцы в мышцу.

– Ты как, держишься?

Я кивнул.

– Я думал, ты отменила мне занятия в школе, чтобы я не пересекался с Кампосом, который обязательно захочет выяснить подробности. Или с дуболомами его папочки. А ты, оказывается, вон для чего.

Она усмехнулась:

– Да, действительно, в школе тебе лучше не появляться. Какое-то время. – Она помолчала. – Сегодня мой мнимый шеф с подачи главы корпуса должен был с ним связаться. С Кампосом. И объяснить, что его сын не прав. Но ты сам понял, причина не только в этом.