Игрушки для взрослых мужчин

«Все считают Скотчинских абсолютно несовместимой парой, – размышляла Новичкова, перебегая дорогу к метро. – А ее мать, видимо, искать больше не имеет смысла. Похоже, она – последний человек на земле, к которому Инна обратилась бы за помощью. Но все равно, что-то здесь не так...»

Замешкавшуюся Лидию Борисовну оттолкнула от дверей какая-то дородная тетка и с шумом первая забежала в метро... Новичкова отпрыгнула подальше от хлопнувшей двери и разозлилась, но дама была уже недосягаема. Распрямив руки с тяжеленными сумками, она летела к турникетам наподобие самолета сельскохозяйственной авиации.

– Корова, – пробормотала Лидия Борисовна, потирая ушибленный локоть. – Безрогая, – подумав, добавила она.

Страшная тайна

Теплое логово в кровати и тишина... Николай Романович засыпал и просыпался, рядом нервно посапывала приглашенная им любовница... Спать одному Николаю Романовичу отчего-то не представлялось правильным.

Проснувшись, он узрел крошечную точку на стене и снова забылся на какое-то время, слыша во сне, как за окнами шумит клен у дома и изредка каркает разбуженный клан местных ворон.

Ему снилась Инночка.

«Мужиков-то, мужиков-то!..» – оглядывая стройные ряды самцов на пляже в Шарм-эль-Шейхе, повторяла она.

Николаю Романовичу было стыдно видеть, как Инночка хищно облизывается.

«Секс на люстре с каждым!» – бросила звонкий клич Инночка, и пляж радостно загудел, а откуда-то сверху с хрустальным звоном рухнула здоровущая чешская люстра, придавив и расплющив с десяток зазевавшихся...

«Оп-паньки!» – прыгнув на люстру, начала быстро снимать купальник Инна, и тут Николай Романович проснулся и, нащупав в углу спящую Тату, прижался к ней изо всех сил.

– Тата, дорогуша...

– Любимый, – воркнула во сне Тата. – Любимый мой...

А утром.

– Вчера рядом с нашим рестораном машину взорвали... Ты завтракай-завтракай, – Тата положила на тарелку поджаренный хлеб. – Пока горяченькое.

Скотчинский вяло жевал.

– Ну почему, когда мне говорят «дорогуша», я не верю, Коль?.. Мне хочется вытащить из косметички рогатку и стрельнуть жеваной бумажкой прямо в лоб. А вот голубушкой меня никто не называет, а я поверила бы, – Тата хмыкнула. – Может, про рогатку мою знают?..

– Дорогуша, заткнись, пожалуйста, – Николай Романович откусил большой кусок ветчины с тостом и покосился на любовницу. – Ненавижу знаешь что?..

– Что, зая? – проворковала любовница.

– Шаблоны и ниши, куда одни люди пытаются загнать других, – отчеканил Скотчинский. – Я пошел в холодильник, вымоешь тут и приберешься.

– Да, любимый, – кивнула Тата.

Через пять минут дверь хлопнула.

– Я люблю чудовище, – улыбаясь, тихо сказала Тата и беззвучно, одними губами повторила: «Чудовище...»

* * *

А Николай Романович в это время шел через сквер к своему офису.

– Ми-лай...

– Что? – обернулся он и не увидел никого. Никого.

Кто-то кашлянул, и откуда-то из-под земли раздался голос:

– Ми-илай, не болей, слышь?..

Скотчинский остановился.

– Кто здесь?.. – громко спросил он.

Деревья шумели, Николай Романович постоял и пошел в сторону своего офиса, очень быстро пошел, побежал практически...

* * *

– Лора, когда у меня встреча с президентом Ассоциации меховых холодильников? – вытирая ноги о коврик, спросил он.

– Через полтора часа, Николай Романович. Запыхались?.. Времени еще много.

– Ага, – Скотчинский кивнул. – Я посижу у себя, а потом пойду.

– Хорошо, Николай Романович.

– А ты фиалки поливала сегодня?

– Не успела, Николай Романович, – улыбнулась Лора.

– Тогда я сам, – Скотчинский толкнул дверь и вошел в кабинет.

На подоконнике среди горшков с фиалками Николай Романович вдруг разглядел бабочку.

Он подкрался. Самая обычная капустница сидела и дремала на увядшем цветке.

– Ты дурак!..

– Я-а-а... ду-рак?.. Почему? – Николай Романович, вздрагивая, обернулся...

В кабинете звучали голоса... Они продолжали переругиваться еще с минуту и внезапно смолкли.

– Ма-ма!.. Мамочка... – набрав номер, прокричал он в телефонную трубку.

– Что, Коля?.. Не кричи, – встревоженный мамин бас из Лондона мгновенно успокоил Николая Романовича.

Она с ним всегда говорила басом, как протодьякон, зная, что только он и успокаивает сына.

– Голоса, мама, голоса, – тихо повторил он. – Со мной говорило дерево, а теперь бабочка!..

– У тебя неприятности?.. – тихо пробасила мама. – Мне приехать?.. Как там Инна?

– Все хорошо, я просто устал, – перевел дыхание Скотчинский. – Не надо, мамочка, не приезжай!..

– А Инна не беременна?.. – и мама вдруг замолчала, словно на линии прервалась связь.

И он испугался.

– Нет, мамочка, она ни разу не беременна!.. Она куда-то уехала и не сказала куда, – всхлипнул Николай Романович. – Я жду... жду, как дурак, даже в милицию заявил.

– Ну ничего, Коля, бывает, – мама едва слышно вздохнула. – Вернется. Я тоже от твоего отца уходила как-то... Раза полтора.

– А может быть, я вернусь в Лондон? – вдруг произнес Николай Романович. – Я ненавижу, мама, я ненавижу Москву... Здесь улицы пахнут гнилью, мама!..