Игрушки дома Баллантайн

К вечеру одиннадцатого марта верховный главнокомандующий Уильям Раттлер приезжает на заброшенную фабрику перерожденных в Нортонхилле. Ворота на запоре, снаружи дежурит военный патруль. Раттлер сухо здоровается, предъявляет документы. Прежде чем пройти за ворота, оглядывается. На пустынных прежде улицах промзоны людно. Народ собирается у длинной бетонной стены, посматривает на солдат.

«Все будет хорошо, – словно молитву, твердит про себя сэр Уильям, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице на третий этаж. – Все будет хорошо».

К пленникам он приходит как раз тогда, когда Элизабет подают ужин. Охранник ставит на стол тарелку с мясным пудингом и ломтем свежего хлеба и стакан молока, затем уходит. Элизабет сидит на койке бледная и потухшая. Брендон расчесывает ее спутанные волосы гребнем. Раттлер стоит у двери и не знает, что сказать.

«Доброго вечера, сэр Уильям, – жестикулирует Брендон, отложив гребень в сторону. – Простите, что так встречаем. Элси неважно себя чувствует».

Раттлер присаживается у стола, смотрит на девушку.

– Не ест?

Брендон кивает и добавляет:

«Уже вторые сутки. И с утра не пьет».

Он берет со стола тарелку и ложку, подсаживается к девушке, подносит немного пудинга к ее губам. Элизабет опускает ресницы и отворачивается. Брендон отставляет тарелку, предлагает стакан молока. Девушка прикрывает лицо ладонями.

– Оставь ее, – тихо просит Раттлер.

Брендон сжимает пальцы в кулак, в глазах стынет отчаяние. Стакан возвращается на стол, молоко плещется через край, заливает раскрытую тетрадь. Механические руки ложатся на плечи Элизабет, Брендон обнимает ее, пытается привлечь к себе. Осторожно убирает ладони от ее лица, касается губами сомкнутых ресниц, что-то беззвучно шепчет.

– Брендон, – окликает его генерал. – Не нужно.

Парень отпускает Элизабет, идет к Раттлеру. Лицо напряженное, злое.

«Она сдалась. Но я не сдамся. Я не верю, что все кончится завтра, господин главнокомандующий, – резко жестикулирует он. – У смерти другой привкус. И сейчас я его не чувствую. Я не верю. Я хочу думать, что увижу рождение своего ребенка, услышу, как поет моя Элси. Я не хочу сдаваться».

Генерал отводит глаза.

– Прости, парень. Я изо всех сил пытался вас защитить. И попытаюсь завтра. Я тебя прошу об одном: если будет возможность бежать – не упусти ее.

Раттлер уходит, сутулясь и шаркая по-стариковски. Как только за ним закрывается тяжелая дверь, Элизабет бросается к Брендону, хватает его за руки.

– Брендон, поговори со мной! Скажи, что завтра все изменится, что мы проснемся у бабушки дома, что к завтраку будет шоколад и горячие слойки с сыром! И что мы снова пойдем к озеру и станем весь день гулять в Монтрё…

«Да, – отвечает он беззвучно, прижимая ее к себе. – Да, родная».

– Слепим снежную крепость, – торопливо продолжает девушка. – Такую высокую, чтобы ты до верхушки доставал только на цыпочках. И покатаемся на санях. Помнишь, мы видели мотосани? Быстрые-быстрые!

«Помню, родная. Будем кататься столько, сколько захочешь».

– Скажи руками. Ты когда улыбаешься, я не все слова понимаю.

Он повторяет на амслене, Элизабет с жаром кивает.

– Говори еще. Пожалуйста, говори со мной еще и еще. Я хочу видеть только тебя. Я хочу знать, что ты есть, ты со мной, любимый, верный, нежный, сильный. Говори. Рассказывай что угодно, только звучи для меня. Я загадала: пока ты говоришь, завтра не наступит. Я помогу тебе, подхвачу историю. Только пусть она длится и длится!

Брендон садится на койку. Девушка укладывается головой к нему на колени, и они начинают:

– Жили-были…

«…мальчик с железным сердцем и девочка с голосом ангела».

– Между ними были моря, леса и скалистые горы…

«…и много-много лет пути».

– Она жила в маленькой комнатке на краю города из стекла и ржавого железа…

«…а он – в мрачной лаборатории Короля Мертвых».

– И вот однажды…

«…светлой августовской ночью…»

И они говорят всю ночь напролет, рассказывая одну сказку на двоих, смешную и добрую, и нет этой истории конца. И отступает страх смерти, растворяясь в тепле ласковых рук, плавясь на губах поцелуями, тая в сердцах, испаряясь, исчезая, покидая их навсегда…

Мартовское солнце щедро разливается по площадям, улицам и крышам Нью-Кройдона, пробивается лучами сквозь проломы в горелом здании заброшенной фабрики в Нортонхилле, бликами играет на начищенных пуговицах мундиров расстрельной команды.

В углу площадки, ограниченной с одной стороны внешней фабричной стеной, а с другой – остовом выгоревшего цеха, главнокомандующий Раттлер вполголоса беседует с врачом. Оба стараются не смотреть на солдат, курящих чуть поодаль.

Подбегает взволнованный караульный, наскоро отдает честь и на выдохе выпаливает:

– Господин главнокомандующий, разрешите доложить!

– Вольно, – равнодушно откликается Раттлер. – Что там?

– Толпа, сэр. За воротами, сэр. Полиция пока сдерживает людей, но их становится слишком много! Вызвать подкрепление, сэр?

Раттлер достает из кармана часы, щелкает крышкой. Без десяти полдень. Спокойнее, без эмоций. Не торопиться.