Игрушки дома Баллантайн

– Мужская одежда. Он на голову и пол-ладони выше меня, худощавого телосложения, – продолжает Элизабет. – Топливные брикеты. Чем больше, тем лучше.

– Уголь, торф, смесь?

– На чем перерожденные дольше тянут?

– Понял. Что еще?

– Заточка. Патроны к револьверам.

Эван закатывает глаза.

– Бетси, деточка, тебя заносит. Тормози.

– Не в куклы играем, – мрачно отвечает девушка. – Последнее: убежище. На сутки-двое. Сюда нельзя, опасно.

Эван долго думает, почесывая подбородок. Фанни заглядывает в комнату:

– К столу, ребятки.

Здоровяк радостно хлопает себя по коленям, вскакивает.

– Еда – это хорошо! Пошли набивать пузо, юная налетчица. На сытый желудок лучше думается!

Эхо шагов мечется, бьется меж высоких стен. Город молчит. Город затаился, зализывая раны. Город спрятался за спины гвардейцев империи, ощетинился ружьями. Взглядами редких прохожих город провожает невысокую девушку в сиреневом платье, идущую сквозь каменный лабиринт.

Шляпка с вуалью надежно скрывает ее глаза от любопытных взглядов. Никто не должен видеть, как ей страшно. Никто не должен знать, каких сил стоит прямая спина и ровный, уверенный шаг.

«Я не боюсь, – убеждает себя Элизабет Баллантайн. – Я все делаю правильно. Все получится».

С Брикс-авеню она сворачивает к Канви-парку. Так будет ближе. Пересечь парк, затем напрямую через Иллюжн-стрит до набережной Фармингтона, перейти Коппер-бридж и площадь перед зданием мэрии. Там три минуты ровным шагом до полицейского участка. Все получится.

Канви-парк, обычно шумный и полный отдыхающих горожан, встречает ее запустением. Элизабет идет мимо перевернутых скамеек, истоптанных цветников, пересекает ажурный мостик через канал. Грустно смотрит на лужайку близ озера. Раньше туда каждый день приходил художник в неизменном бежевом берете, немолодой такой мужчина с веселыми искрами в глазах, а на озере катались на лодках влюбленные парочки. Теперь лишь стайка уток жмется к берегу, раздраженно крякает, досадуя, что люди не бросают им хлеба.

«Выживут ли утки, если мы все исчезнем?», – рассеянно думает Элизабет, проходя мимо. Шуршит под ногами опавшая листва. Никто не убирает ее с дорожек.

На пустынной аллее девушку догоняет мужчина лет тридцати в кепке набекрень.

– Юная леди, прекрасный день! Вы не боитесь гулять одна в такое время?

– Нет, – отрезает Элизабет, не сбавляя шага.

– Красная Шапочка, тут могут водиться волки. – На лице мужчины появляется скользкая улыбочка. – Позвольте, я вас провожу, мисс?

– Нет.

– Мисс, ну что вы! Я не волк, я охотник. Меня не стоит бояться.

Он преграждает девушке дорогу, вынуждая остановиться. Элизабет равнодушно смотрит на него из-под вуали.

– Рассказывают, что Красная Шапочка щедро отблагодарила охотника, – ухмыляется мужчина. – Что у вас в корзинке, мисс?

Правый уголок ее рта ползет вверх. Девушка медленно присаживается на корточки, ставит корзину на землю. Смотрит на типа снизу вверх.

– Там волчья шкура, мистер.

Момент – и она резко выпрямляется. Мужчине между ног упирается маленький дамский револьвер.

– Вы ошиблись с ролями. Охотник здесь я, – спокойно объясняет Элизабет Баллантайн. – Выворачивай карманы, Красная Шапочка. Быстрее. Я тороплюсь.

Вместе они идут через весь парк. Мужчина ведет девушку под руку, вымученно улыбаясь. Ему в бок уютно уткнулось дуло револьвера. На Иллюжн-стрит Элизабет сдает попутчика первому же патрулю.

– Господа, примите, пожалуйста, подарок. Напал на честную девушку в безлюдном парке, хотел ограбить, – ангельским голоском щебечет она, испуганно глядя на солдат.

– У нее револьвер! – орет мужчина.

– Да, и что? Времена неспокойные, мародеры кругом. Хороший папа дочку без оружия на улицу не выпустит, – невинно хлопает глазами Элизабет, лезет в корзинку за револьвером. – Он не заряжен. Смотрите сами. Я даже не умею стрелять.

Солдаты гогочут, уводят незадачливого грабителя. Элизабет Баллантайн следует дальше, стараясь выровнять дыхание и унять бешено колотящееся сердце. Ей хочется есть. На Иллюжн-стрит закрыты все магазины, не работает ни одно кафе. Лишь ветер гонит по мостовой обрывки газет.

Удача улыбается ей в лице одинокого булочника с почти пустой корзиной. Элизабет забирает два оставшихся кренделя, продавец называет цену.

– Мистер, это грабеж! – возмущается девушка.

– Увы, мисс, – печально разводит руками булочник. – Сами видите, что сейчас творится. Моя семья пострадала, работаю я один, закупочная цена продуктов на складах выросла.

Элизабет вздыхает, расплачивается и торопится своей дорогой, уминая вкусную сдобу. Время, отстукивают каблучки, вре-мя…

На набережной неожиданно оживленно. Народ переговаривается, что-то обсуждает, лица у всех хмурые. Элизабет непроизвольно прислушивается к разговорам.

– Отвратительное зрелище. Не понимаю тех, кто брал с собой детей.

– Почитаем в утренних газетах! Жажду фотоснимков с близкого расстояния!

– Бесчеловечно… Лучше бы их вывезли на полигон и там…

– Молчи, женщина! Это было лучшее зрелище в моей жизни!

– Мерзавец! Чудовище! – Женщина в черном бархатном платье бьется в руках седого мужчины. – Ты отдал им Эмми! Ненави-и-ижу!!!