И конечно же, неизвестно было ему, что после войны снова нахлынут большие и малые заботы, и все сильнее, все нестерпимей будет становиться возникшая еще в детстве раздвоенность и, наконец, она станет совсем нестерпимой, и в ночь на 1 сентября 1825 года, без свиты, уедет он в далекий Таганрог, чтобы внезапно умереть там или — роковая загадка! — превратиться в загадочного Федора Кузьмича и под этим именем начать новую жизнь, чтобы научиться думать и чувствовать так, как должен думать и чувствовать человек в десять лет…
В диктовке, записанной в 1789 году, Александр определил этот срок — шестьдесят лет. В 1825 году, когда фельдъегерские тройки мчали в Петербург безвестное тело, названное телом русского императора Александра I, самому Александру, а теперь — Федору Кузьмину, оставалось до шестидесяти как раз одно десятилетие…
Глава шестая
Николай I
Как свидетельствуют биографы, третий сын великого князя Павла — Николай на восьмой день от роду начал есть кашу.
Таким вот крепким и здоровым родился он…
И об этом факте не стоило бы упоминать, если бы через пятьдесят девять лет, 18 февраля 1855 года, не разнеслись слухи, что, отравившись кашей, скоропостижно скончался русский император Николай I.
Враги, которые трепетали перед ним живым, теперь поспешили отомстить ему мертвому. Смерть Николая I была неожиданной, и это позволило сразу же распустить слух, будто император отравился.
Враги попытались отнять у русского царя православную кончину.
«Разнеслись слухи о том, что царь отравлен, — записал в дневнике Н. А. Добролюбов, — что оттого и не хотели бальзамировать по прежнему способу, при котором, взрезавши труп, нашли бы яд во внутренностях…»
Разумеется, ни о каком самоубийстве не может идти и речи.
Знакомство с записями в камер-фурьерском журнале и воспоминаниями очевидцев свидетельствует, что Николай I умер, как и положено православному человеку, простив своих врагов, испросив прощения у своих подданных, умер, исполнив последний долг христианина — исповедавшись и приобщившись Святых Тайн.
«Прошу всех, кого мог умышленно огорчить, меня простить, — написал император в своем завещании. — Я был человеком со всеми слабостями, коим люди подвержены, старался исправиться в том, что за собой худого знал… прошу искренне меня простить… Прошу всех меня любивших молиться об успокоении души моей, которую отдаю милосердному Богу, с твердой надеждой на Его благость и предаваясь с покорностью Его воле. Аминь!»
И все же некий смысл явлен в случайном совпадении…
Увы…
Императору Николаю I, взошедшему на престол после событий 14 декабря 1825 года, действительно все его правление приходилось «расхлебывать кашу», заваренную старшими венценосными братьями — Александром и Константином, и не этой ли кашей и отравился он?
Деятельность Николая I в школьных учебниках оценивается достаточно однозначно — «жандарм Европы», «Николай Палкин», гонитель Лермонтова…
Оценки, конечно, тенденциозные, но, даже принимая их, необходимо сказать, что была в деятельности Николая I и другая сторона…
Многое было сделано Николаем I для укрепления правопорядка в стране, развития просвещения. Случайно ли, что именно на годы его правления приходился расцвет творчества почти всех классиков русской литературы?
И конечно же, нельзя забывать о личных качествах Николая — его мужестве, силе воли…
Они были необыкновенно развиты в Николае I.
Говорят, что после неожиданного отречения Константина он почти на целый час покинул сановников, принесших ему это известие. Но когда снова вышел к ним, даже в походке, в движениях произошли перемены. Это был уже не юноша, а император, принявший на себя ответственность за державу…
Так же решительно он и ушел из жизни.
Смерть его была самым удачным выходом для России. Не подрывая основ государственного устройства, она позволила совершить крутой поворот во внешней и внутренней политике. Император пожертвовал собой ради страны…
Рассказывают, что в 1797 году Николай уже танцевал на придворном балу. Было ему тогда от роду один год и четыре месяца…
В три года Николай надел малиновый лейб-гвардии конного полка мундир…
Но из первых лет жизни запомнилось немногое и совсем не главное…
Смутно и неясно остался в памяти шведский король Густав Адольф, который «подарил фарфоровую тарелку с фруктами из бисквита»; желтые сапоги гусар венгерской дворянской гвардии; лагерь Финляндской дивизии, пришедшей в Гатчину на осенние маневры.
Лучше запомнилась встреча с Суворовым…
Однако Суворов запомнился не великим полководцем, а просто спасителем няни, которую Николай очень любил и которая научила его и русской азбуке, и молитве «Отче наш»… Войска Суворова спасли няню из плена в Варшаве.
Но лучше всех запомнился отец…
Ясно запечатлелось в памяти: калитка малого сада в Павловске… Голые ветки деревьев… Он, Николай, бежит по аллее навстречу отцу, и тот обнимает его.
— Поздравляю, Николаша, с новым полком, — говорит он. — Я тебя перевел из Конной гвардии в Измайловский полк в обмен с братом[11]…