Игрушки. Выше, дальше, быстрее

– Бродяга, ко мне! – закрыв рот, рявкнул он. Всё-таки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать! Шура-два нарисовался буквально через пару минут.

– Так, – взял быка за рога Фермер, – ты представляешь, что этот разгильдяй только что вспомнил?

– Нет, откуда?

– В Минск. Приедет. Гиммлер! – раздельно произнёс командир.

– Ёп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря! И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:

– Когда? На сколько?

– То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… – неуверенно ответил я. – Он там какую-то айнзатцкомманду инспектировать должен…

– Месяц на подготовку. Нормально. Фермер задумчиво поскрёб заросший подбородок, а потом произнёс:

– Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом загибаем крюк и идём на Минск.

– А зачем диверсии-то на шоссе устраивать? – не понял я.

– А мы возможных «кураторов» отвлечём, – пояснил Бродяга.

– Да какие, на фиг, «кураторы». Кто о нас знает? Кому мы нужны?

– Ты, Тоха, немцев не недооценивай! Они педанты ещё те. Это пока за нас не взялись, поскольку мы – «чокнутая бабуся». Но, будь уверен, если мы маху дадим, прилетит нам столько, что и поднять не сможем.

* * *

Появившаяся цель и пугала и манила одновременно. С одной стороны, Генрих Гиммлер однозначно заслуживал смерти, ведь концлагеря уже работали, а наших советских граждан расстреливали на обочинах дорог. К тому же, гибель третьего, а то и второго человека в реальной иерархии рейха могла заставить припадочного фюрера заметаться и наделать кучу ошибок, вроде отзыва частей с фронта для чистки тылов.

С другой стороны, были, как это ни странно, аргументы и против: маниакальное упорство с которым Гиммлер создавал боевые части СС, лишало вермахт довольно значительной части качественных призывников, а вооружение этих частей «второсортицей», разгружало оружейные заводы Германии для производства оружия «первой», так сказать, очереди.

Хотя по боку экономику, за одно только введение «газенвагенов» и приказ о перепрофилировании части лагерей из концентрационных в «лагеря смерти» эту тварь на куски порезать надо.

«Так, что я помню об этом визите?» – задал я сам себе главный вопрос. «Практически ничего!» – тут же пришёл ответ от сознания. Тут мне вспомнилась одна нехитрая методика по активизации подсознания, которую я частенько применяю, когда потеряю какую-нибудь вещь дома. Смысл в том, чтобы не сосредотачиваться на поисках предмета, а позволить разуму «скользить» от одной вещи к другой. То есть, вместо лихорадочного перерывания книжных шкафов и тумбочек, я спокойно брожу по квартире, и позволяю телу делать неосознанные движения. Обычно через пять минут руки сами открывают нужную дверцу, или, приподняв какую-нибудь газету, находят ту самую книгу. Аналогично, когда кто-нибудь из моих друзей при метании в мишень теряет в густом подлеске нож, я вместо судорожного вытаптывания травы, просто иду в направлении броска и, как бы машинально, поднимаю «потеряшку» с земли. Конечно, потом, при анализе, я понимаю, что здесь вот – веточка была надломлена, а здесь на коре след от отскочившего ножа, но картинка, обычно, возникает сама собой, не разбиваясь на детали. Эта методика, которую мне «показал» один из моих наставников, здорово выручала меня, когда я учился на химфаке одного из вузов – сложные формулы органических соединений я запоминал целиком, а не вычерчивал, высунув язык и скрипя мозгами.

Вот и здесь, я присел в тенёчке и бездумно уставился на бегущие в небе облака…

«Минский аэродром… Кубе…» – всплыло в голове через какое-то время. Потом появилось ещё несколько слов: «Юбилейная площадь», «гетто», «сто тысяч»…

Вскочив, я направился на поиски Дымова. Сержанта я нашёл сидящим под «оружейным» тентом в компании Алика и Трошина. Совместными усилиями они пытались разобрать чешский ручной пулемет. И, судя по количеству деталей, лежащих на коврике и отсутствию мата, получалось это у них неплохо.

– Зельц, дело к тебе есть, да и к тебе, Вячеслав – тоже. Начал я без лишних предисловий.

Дымов попытался вскочить прямо под тентом, так, что чуть не сорвал его с растяжек. «Да, здорово его Бродяга «накачал»!» – подумал я и продолжил.

– Вы, друзья мои как, в Минске хорошо ориентируетесь?

– Не очень. Бывал пару раз. – Ответил Зельц.

– А ты? – повторно поинтересовался я у Трошина. Тот задумчиво посмотрел на меня. Потом ответил:

– В тридцать шестом почти месяц прожил. Мы тогда приезжали опытом обменяться. Ну, и перед войной уже – неделю.

– Великолепно! То есть город знаешь?

– Ну, не так, чтобы очень хорошо… – замялся он.

– Район Оперного театра знаешь?

– Если новое здание, то видел, как раз перед войной. Его ведь только в тридцать девятом построили.

– А какое от этого театра расстояние до аэродрома?

– До Минского центрального или ещё какого?

– Центрального.

– Километра четыре.

– Так, хорошо. А Коммунистическую улицу и площадь Свободы знаешь?

– Да, конечно.