Игры арийцев, или Группенфюрер Луи XVI

После этих слов аппетит Бертрана заметно уменьшился. Лакомиться мясом обезьян, по мнению Бертрана, было все равно, что заниматься людоедством. Слишком похожи они были на людей. Он постарался незаметно отодвинуть тарелку с панированными ломтями мяса подальше от себя. С некоторой подозрительностью он налил в свой стакан вино из кувшина. Слава богу, вино оказалось настоящим; более того, — оно прекрасно утоляло жажду, а потому некоторым образом помогло Бертрану справиться с неожиданным приступом естественной тошноты.

— Тебе предстоит во многом разобраться, Бертран, — сказал дядя. — Но предупреждаю, не лезь с расспросами к незнакомым людям, они могут спровоцировать тебя на необдуманные действия и высказывания. Будет правильным, если ты ограничишься в своих расспросах мною или герцогом де Роганом. Уж мы-то, поверь, сынок, мы не желаем тебе зла. Ты хочешь что-то спросить?

— Зачем я вам? — вырвалось у Бертрана.

Вопрос выглядел столь прямым, что он тут же смутился.

— Я просто хотел сказать, — косноязычно пробормотал он. — Неужели у вас мало достойных людей в окружении? Стоило ли везти из Европы меня? — Он подумал немного и неловко добавил: — Ваше величество…

Дядя резко поставил бокал на стол.

— Нет никакой Европы! — рявкнул он. — Ты жил в испанской провинции, мы с большим трудом нашли тебя. Если бы не мой верный герцог, Бертран, мы бы могли вообще не увидеться с тобой.

Словно смутившись своей резкости, он неожиданно сменил тон.

— Ладно, — уже миролюбиво произнес король. — Мой мальчик, ты ничего не понимаешь в престолонаследии. А власть должна быть наследственной, нельзя же, чтобы на трон взошел временщик или, что еще хуже, узурпатор. Потом, когда ты ознакомишься с королевством, привыкнешь к его обычаям… Но не будем торопить время, мой милый Бертран. Чего еще?

У Бертрана было много вопросов. Он хотел знать, откуда на земле Аргентины возникло это странное королевство, окруженное непроходимыми джунглями и высокими горами, как получилось, что дядя стал королем этого загадочного государства, за счет каких средств оно живет и развивается и что за люди составляют его население, чьими подданными эти люди являются, — да мало ли могло возникнуть вопросов у молодого человека, волею случая оказавшегося в фантасмагорическом мире? Однако, поразмыслив немного, Бертран не решился задавать вопросы тому, кто, несомненно, страдал душевным расстройством, а потому любой — даже самый безобидный — вопрос мог расценить, как посягательство на свое королевское достоинство. Бертран уже понимал, что быстро ему из этого замка выбраться не удастся. А если его пребывание в замке грозило затянуться на неопределенный срок, следовало, прежде всего, оглядеться немного, понять, кто из обитателей замка является врагом, а кто может стать другом, и при этом узнать детали устройства странного государства, особенности взаимоотношений населяющих его людей, а главное, как в этом мире остаться живым и выбраться к нормальным людям.

Король встал, вытирая жирные губы белоснежной салфеткой, в углу которой золотом были вытканы скрещенные лилии с короной над ними. Раздраженно бросив салфетку в тарелку с остатками еды, его величество Луи XVI кивнул племяннику.

— Аудиенция закончена, принц. Можешь знакомиться с достопримечательностями дворца, герцог де Роган покажет тебе столицу и введет в свет. А меня, к сожалению, ждут неотложные государственные дела. Вечером, если не случится чего-то непредвиденного, ты расскажешь мне, чем живет современная испанская провинция и о жизни родственников. Будь внимателен, мой мальчик, и помни, твой король надеется на тебя!

ДВОРЕЦ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ, 19 июня 1953 года

Герцог де Роган вполне мог бы работать экскурсоводом — он обладал достаточной эрудицией и необходимым красноречием, к тому же оставался внимательным к своему спутнику. Все, на что обращал внимание Бертран, немедленно комментировалось, а при необходимости рассказы обретали некую доверительность, самой интонацией голоса герцог подчеркивал, что мы, мол, люди сановные, мы, принц, достаточно близки, чтобы знать цену остальным.

Впрочем, сановников двора он представлял Бертрану с определенной долей уважительности. В голове замороченного Гюльзенхирна все спуталось — герцоги, маркизы, графы и бароны, епископы и кардинал с трудно произносимыми именами, напоминающими названия дорогих французских вин, закружились в голове в сумасшедшем хороводе. Как это зачастую бывает, уже через десяток минут Бертран не мог назвать по имени тех, кого ему так старательно представлял герцог, а должности этих людей при дворе мог назвать лишь выборочно — тех, кого сохранила его бедная память.