Игры без чести

Ждать в крошечном душном зале прилетов Киевского международного аэропорта Борисполь пришлось минут тридцать – ровно столько, чтобы на лице отразились обеспокоенность, усталость и желание, чтобы его отсюда поскорее забрали. В руках Славка держал слегка помятую бумажку, которую схватил в офисе в самый последний момент со словами: «Kiev Nuclear Forum», – у ног стоял средних размеров чемодан на колесах, который он брал в одно-двухдневные командировки. Чтобы быть больше похожим на американца, Слава решил «прилететь в Киев» в коротком сером плаще, но в теплых рукавицах и идиотской французской ушанке, как из мультика про почтальона Печкина, – при всей нарочитой кособокости – выполненной с большим вкусом и одним французам доступным шармом. Каждые три минуты к Славе подваливали мужики в кожаных куртках и, играя ключами, спрашивали: «Такси-такси»? Встречающий рабочий народ с нервно бегающими глазами внимательно, с одобрением, изучал надпись на его бумажке, потом, полнясь надеждами, шел дальше в зону прилетов. Встречающие кого-то женщины тридцати с чем-то лет – стройные, остроносые, в серых деловых костюмах производства Турции, с одинаково темно-красными волосами – кокетливо посматривали на него, делая вид, что сочувствуют. Слава решил, что будет говорить немного по-украински. Родившись от исконно русской мамы, Слава так и не смог, даже за годы независимости, выучить украинский, и имитировать чужеземный акцент с этим языком было куда проще, чем с русским.

Наконец они появились. Влада Слава видел мельком пару раз, но без Светланы бы ни за что не узнал тут.

Она была в красном пальто и с розовой шалью – румяная, щекастая, как матрешка, с пышно уложенными светло-русыми волосами, с воинствующим чубом и зелеными тенями. Вбежав впереди Влада и чуть не задев Славин чемодан, стала продираться к выходу из зоны таможенного контроля. Потом вернулась изучать табло с прилетами. По легенде, Слава прилетал из Франкфурта полтора часа назад, о чем Светлана узнала от Вадика, уже находясь в машине.

Не найдя франкфуртского рейса, Светалана стала оглядываться, взволнованно придерживая шаль и поправляя прическу. Влад лаконичным кивком указал на стоящего у выхода Славу. Близоруко щурясь, Светлана зашагала в его сторону, стараясь разобрать, что написано на табличке.

– А, – сказала она, остановившись перед Славой. Слава вежливо и немного жалобно заулыбался.

– А, – повторила Светлана, ощутив неожиданную дрожь и резкий скачок давления, а также бесповоротность и реальность происходящего, что своей явственностью придавливало какие-либо зачатки удовольствия.

– Хэллоу, – не выдержал Слава.

– Хэллоу. Сори. Йор плейн из арайв нот фром Штаты, из арайв фром Франкфурт.

Слава стал улыбаться, показывая, что все страшное уже позади, и с надеждой покосился на выход. Влад молча взял его чемодан.

– Май нейм из Света, – сказала она, и Слава осторожно взял ее за руку, подержал несколько секунд. Рука была холодной, с очень тонкой, бело-синеватой кожей.

Потом Слава с любопытством осматривал бориспольскую стоянку и пешеходную дорожку, обозначенную на асфальте длинной, идущей с двумя изломами «зеброй». А еще небо, потому что он давно заметил, что все прилетевшие в Киев иностранцы, выйдя из аэропорта, проверяют небо.

– Nice to meet you, Sveta, my name is Slava, – сказал Слава.

– Слава? Слава, да? Вячеслав? – Она шла, как все встречающие иностранцев растерявшиеся женщины – сбоку и немного забегая вперед.

– Yes, Vyatcheslav, – подтвердил он, поняв, что Влад тут явно лишний.

Доехали нормально, Светлана пересказывала, немного посмеиваясь над собой, текст из учебника по английскому языку для шестиклассников: «Kiev – is the capital city of Ukraine». Слава понял, что для того, чтобы заговорить на ломаном украинском, ему нужно сперва выпить.

– Си? – воскликнула Светлана, когда они выехали на Южный мост и открылся вид на Лавру. Слава с утроенным вниманием уставился в окно.

– Зыс, – пояснила Светлана.

– Wow, – помог ей Слава.

– Йес, зыс из Лавра.

Влад повез их по крутому Печерскому спуску, прямо мимо лаврских стен.

– Зыс из хотэл «Салют», – важно проговорила Света на площади Славы. – Зыс из нот йор хотэл. Йор хотэл – это «Днепр».

Слава сокрушенно развел руками и покорно закивал, провожая взглядом «Салют», о котором у него остались весьма гадкие воспоминания, как о периоде, когда, увлекаясь легкими наркотиками, он играл там в казино, а чтобы не играть – старался поскорее уйти с купленной женщиной, но по прибытии домой от чужого присутствия становилось тошно, и он снова отправлялся что-нибудь нюхать, а потом возвращался на такси обратно в «Салют».

В «Днепре» был шикарный вестибюль, сносный зал для переговоров и совершенно отвратительные номера, типа «одноместный стандарт», расположенные по коридору со светлыми стенами и блеклым паркетом, еще помнящим отпечатки ног советских фарцовщиков и валютных проституток. Как договаривались, до стойки регистрации Влад Светлану не пустил, а Слава аккуратно вынул конверт от люфтганзовских билетов, куда вложил свой заграничный паспорт с украинским гербом. С магнитной карточкой-ключом от номера, бросив плащ на согнутую в локте руку, он вернулся к стоящим в холле Светлане и Владу.

– My conference will start right here in an hour, just enough to take a shower and grab something to eat. So, will you be taking me out somewhere tonight?

Светлана беспомощно покосилась на Влада, продолжая улыбаться, вспоминая почему-то текст «My family consists of five persons».

– Он спрашивает про планы на вечер. Конференция начнется через час, у вас билеты на когда?

– А, тикетс! Йес! Тарас Бульба!

– Taras what?

– Бульба! – сказала Светлана, думая наконец о том, что находиться в этом шикарном фойе ей приятно и что перспектива грядущего вечера тоже весьма заманчива.

– Bulba, – повторил Слава, кивая.

Договорились, что до театра пойдут пешком, Влада отпустили. Светлана отправилась на метро.

Дома были все в сборе – а Люсечка, та тридцатидвухлетняя одинокая женщина с трудной судьбой, сидела в пышной кремовой блузке, с нервным румянцем, смотрела на Светлану жарко и ультимативно. Светлана, специально чуть потягивая время, стала аккуратно вешать пальто и шаль, протирать обувь. Из дверного проема на кухню на нее внимательно смотрели две мамины подруги – в юности совершенно разные и по типажу, и по комплекции, но с годами приблизившиеся почти к фотографической идентичности – с одинаково скрипучими, басистыми голосами, с как бы стекающей к ногам треугольной полнотой, точно пирамиды – с небольшими, красновато-коричневыми редкими волосами, в янтарных бусах, уходящих в ширящуюся даль трикотажных кофт. Была еще Милка – соседка, недавно тяжело переболевшая маститом, с мужем-психопатом, ерзающая оттого, что не хотелось уходить и что дома мог проснуться маленький сын.

Светлана рассказала, что американец настоящий душка, что тут и тут, и вообще все в полном порядке и что «чистенький такой, рубашечка выглажена, туфли как новые, дурачок, в плаще приехал, что он, погоду не мог по компьютеру посмотреть?..» Люсечка сладко вздохнула и поежилась.

– Только под глазками у него синячки и цвет лица желтоватый – видно, печеночка не очень…

– Так что они жрут там, в своей Америке?.. Сплошной фастфуд…

– Да, работает ведь, наверное, жены-то нет, кормить некому, вот и глушит кофе с сигаретами круглые сутки, – неожиданно пробасила одна из маминых подруг.