Игры без чести

Тут же появилась идея фикс про «родовое гнездо», которое строилось на протяжении многих лет (как всякий настоящий замок) и ко времени описываемых событий представляло собой на редкость уродливое сооружение с башенками, искусственной черепицей, гипсовыми львами в кичливом стиле загородного ресторана средней руки. Но Сережа был уверен, что дом удался. Центральное место было отведено каминному залу, где, как мечталось ему все годы изнуряющего строительства, будут происходить мрачноватые и торжественные семейные вечера. Рядом была еще одна комната, «зала» – как, пороча свою голубую кровь, хрипловатым тенором говорил «граф», – зала, где будут собираться после охоты. Там висели картины, впаренные спивающимся художником Жоркой с Куреневки под видом подлинников XVIII века, на самом же деле все тот же низкопробный китч, каким торгуют на Андреевском спуске на День города, – с ядовито-зелеными березками, будто детской рукой намалеванными уточками и пьяными пейзажами, представляющими незатейливый рустикальный сюжет где-то на территории Австро-Венгерской империи (если судить по далеким очертаниям города, угадывающегося на горизонте).

Когда родовое гнездо было готово, Сережа выкинул свой последний взбрык: развелся с женой, с которой провел почти четверть века, – варившей ему постные блюда на пару от язвы и знающей все о «графском» геморрое, простатите и гнусном ножном грибке, вывести который было не под силу никакому дорогому и широко разрекламированному средству. К моменту развода «граф» был уже как огурчик, проведя чудесное лето на бальнеологическом курорте в Венгрии, и был счастлив до дрожи, до нервной испарины, так как понял, чего не хватает для подлинного расцвета родового гнезда – не хватает сына, наследника.

Разведясь с женой, Сережа обратился к правильным людям, разместив соответствующий заказ на поиск молодой, здоровой, из хорошей семьи «честной девушки». Пикантным требованием была обязательная девственность потенциальной невесты, а также (прямо так и было записано) – здоровые зубы, кожа без изъянов, отсутствие генетических и хронических заболеваний, индекс массы тела, соответствующий норме.

Такую девушку ему нашли в два счета – из районного центра в Черкасской области, мало того что невинную, здоровую, с прекрасным индексом массы тела, так еще и красавицу! Звали ее Христина, она была натуральной блондинкой с ямочками на щеках, с молочно-белой, чуть розоватой кожей, невероятно чувствительной ко всему – к солнцу, к прикосновениям, к вредным примесям в продуктах питания. Ее родители были, по местным меркам, людьми зажиточными и занимались скупкой и реализацией мяса, а Сережа не без оснований считал, что люди из села чище и благороднее, чем жители городских многоэтажек, лишенные контакта с землей. «Ведь земля – это от жизни», – говорил он.

Ровно через девять месяцев после свадьбы родился сын, которого нарекли сказочным именем Крис, но родители жены упорно назвали Русланчиком. Счастливая молодая мать лишь растерянно хлопала ресницами и смущенно улыбалась, показывая две очаровательные ямочки, держа возле мягкой, чуть в испарине, белой в нежных прожилках груди своего богатыря (не под стать кривоногому Сережке).

Семейную жизнь новоявленных графов Челбаренков нельзя было назвать счастливой в том смысле, как обычно оценивают союз двух решивших быть вместе людей. Сереже был к тому времени уже почти полтинник и, продержавшись бодрячком с годик после развода, после рождения ребенка как-то занемог. Открылась старая язва, на ноге удалили совсем нехорошую вену, и начались проблемы с давлением. Христининому отцу было тогда на год меньше, но то ли благодаря многолетней мясной диете, то ли из-за близости к земле – выглядел он куда здоровее. Когда ослепление обрушившимся на дочь материальным достатком слегка поубавилось, стали всплывать печальные подробности, вроде неказистости, неоправданной заносчивости зятя, его нежелания идти на контакт и жить одной семьей. Родителям Христины хотелось чаще видеть внука, а сумасбродный Челбаренко сперва вообще пытался изолировать их от собственной семьи: велел охраннику не пускать их, но свекор был еще тот, мясник как-никак. В результате грязной сцены, опозорившей графа перед соседями, дедушка и бабушка проникли к своему Русланчику, по настоянию горе-папаши, воспитываемому и вскармливаемому чужой женщиной. Надавав дочери оплеух, а потом горячо исцеловав и оросив слезами, бросились разбинтовывать ее грудь, попутно косясь на замковые стены, все в гербах, рогах, мечах и ядовитых березах в золотых рамах. На семейном совете под элитный самогон договорились, что Христина с мальчиком остаются тут, а родители будут навещать, что Христина будет кормить своего ребенка сама, ведь никаких причин, почему от этого отказывались аристократы, – применительно конкретно к Христине – Чебаренко привести не смог. А та – румяная, дебелая, пышущая здоровьем и молоком – очень скучала по ребеночку, агукала ему какие-то деревенские «потешки» и в услугах няни-кормилицы уж никак не нуждалась.