Была еще одна комната, третья. Вообще-то номинально там находился Славкин кабинет, но, как у всякого холостяка, на самом деле там была свалка, что-то вроде большой кладовки с окном. Кроме сложенных стопками вдоль стен книг, еще из материнской библиотеки, горного велосипеда, каких-то допотопных мониторов, было что-то вроде импровизированного спортивного зала из двух тренажеров, на которых он занимался в лучшем случае, раз в два месяца, и гладильный пятачок – не заваленный ничем уголок с гладильной доской, вечно служащей подставкой для чего-то еще, кроме утюга, и где домработница, не имея права нарушать установившийся беспорядок, любила почему-то гладить, именно в этой комнате. Анжелика, ревнуя, говорила ей, что постельное и нательное белье не нужно гладить, так как обжигаются волокна и нарушается способность материи впитывать пот. Домработница говорила, пускай Слава сам решает, и это бесило Анжелику, она позвонила ему и стала кричать в трубку, чтобы он «сказал этой бабе, что не надо гладить белье», у Славы шла какая-то встреча, он довольно сухо ответил, что занят и его все устраивает, менять ничего не надо. И тогда Анжелика допустила еще одну оплошность и завела разговор на тему переделки никому не нужного кабинета в детскую.
Они сидели в японском ресторане вместе в Вадиком, который вызывал у Анжелики острейшую антипатию, хотя вроде ничего плохого не делал, но бывает, что люди раздражают просто своим видом, чуть выкаченной нижней губой, тонкими запястьями, густо усеянными черными волосищами, и, конечно, безраздельной властью над Славой. Амели устроили с дорогой почасовой няней из агентства, и Анжелика готовилась к ресторанному выходу полдня, а потом оказалось, что «Якитория» – это просто забегаловка среднего уровня, хотя и посидели они там на сто долларов, но, с другой стороны, кто сказал, что сто долларов – это большие деньги? Анжелике было неприятно, что она слишком вызывающе одета – в вечерней блузке с голыми плечами, – когда за соседним столиком пара в джинсах и свитерах уминает такое же блюдо суши, как и у них, – самое дорогое из всего меню.
– Слава, давай наконец решим вопрос с твоим кабинетом, там можно было бы поставить стол для занятий, и я видела чудесную кроватку, это все легко разбирается, если что.
– Не думаю, что с его кабинетом имеет смысл что-то решать, – заметил Вадик, некрасиво выплевывая креветочный хвост.
– Слава, я не поняла… – как можно холоднее, приподняв брови и чуть прикрыв глаза, сказала Анжелика.
– А что не так с кабинетом? – нахмурился Слава.
– Ты считаешь, это нормально, что мы с ребенком уже два месяца спим на одной кровати? Я считаю, это ненормально, Слава.
– Жить в той конуре в Броварах с курящими гоблинами куда нормальнее, – хихикнул Вадик.
Анжелика с грохотом отодвинула стул, нижняя губа дрогнула, она ясно понимала, что, если сейчас убежит, никто за ней не погонится, но еще хуже было бы разрыдаться у них на глазах.
– Странные у тебя друзья, и странно, что ты позволяешь им так оскорблять меня, – сказала она и пошла в туалет.
И там, опустив крышку на унитаз, долго и горько плакала.
Чтобы придать какое-то практическое обоснование своему иждивенческому положению в гостях у Славы, Анжелика записалась на курсы французского языка во французском культурном центре на Горького и на бесплатные занятия по искусству икебаны – раз в две недели – при японском посольстве. Самыми трудными были те вечера, когда, словно дар небесный, Славка приходил домой часов в семь и, явно не собираясь никуда отчаливать, переодевался в белые спортивные брюки, доставал из холодильника пиво и садился перед телевизором с ноутбуком на пузе. Анжелика старалась незаметно прокрасться в «кабинет» и выключить там роутер – установку с антенной, обеспечивающую беспроводной доступ в Интернет. Ей казалось, что сигнал, пробивающий стены, не может быть безвредным, особенно, когда в доме находится ребенок, но у Славы имелись свои представления на этот счет, и отключать систему он не собирался даже ночью. Анжелика спрашивала, будет ли он ужинать, и, каким бы ни был ответ, на специальном подносе с ножками приносила ему в гостиную какой-нибудь еды, часто из двух или трех блюд. Славка ел, не глядя в тарелку, подставляя время от времени накрахмаленную льняную салфетку, чтобы не заляпать клавиатуру. Потом Анжелика мыла дочку, читала ей и укладывала спать, заходила в гостиную, в дверях выключая свет, и тогда, натренированный этим сигналом, Слава с некоторой ленцой откладывал ноутбук на безопасное расстояние и сбрасывал на пол диванные подушки, чтобы можно было уместиться лежа вдвоем.