Работу ей дали – два раза в неделю нужно было обходить свой и еще несколько соседних микрорайонов и бросать в почтовые ящики рекламную газету. Все было налажено – тетечки, обслуживающие близлежащие микрорайоны, дали ей карту, коды к парадным и ключи для почтовых ящиков.
Оплата была понедельной и вполне приемлемой в сложившихся обстоятельствах. Трудности заключались в двух нюансах – получать тираж нужно было поздно вечером, после восьми, в здании кинотеатра «Россия» (минут двадцать быстрым шагом от дома). И – Алина. Павел отказывался с ней сидеть, так как ему нужно было работать.
– Но я тоже работаю, – улыбаясь, говорила Люба извиняющимся тоном.
– Так никто тебя не просил работать, – бурчал Павел.
Так что распространять газету они ходили вдвоем с дочкой. В коляску складывались газеты (очень удобно), и прогулки носили рабочий характер. Во многие подъезды въезд был осложнен ступеньками, потому она вынимала ребенка из коляски и, взвалив на бедро и придерживая одной рукой, другой забрасывала газеты в ящики.Славу она встретила без десяти десять. На улице бушевал дождь, а из типографии до сих пор не подвезли тираж. Распространители сидели на стареньких откидных креслах по пять в ряд, разложив вокруг свои «кравчучки», хозяйственные сумки и зонтики, кто-то дремал. Противная ноябрьская морось грозила перерасти в снегопад, и в небольшом административном помещении царила тяжелая неуютная тишина, какая бывает, когда поздний вечер, а вокруг блеклые конторские стены, а где-то там бушует непогода, и долго добираться домой. Эффект усиливался коляской, в которой периодически во сне вздрагивал ребенок, и Люба машинально начинала ее качать, заунывно и тревожно поскрипывая и почти заглушая влажное, сонное, хрипловатое детское причмокивание. Распространителям было, по большому счету, все равно. Какой-то дед агрессивно бросил было, мол, детям давно спать пора, но Люба, улыбаясь и хлопая ресницами, промямлила, что и тут, в принципе, она спит, и поела, и в колясочке можно… Дед, неизвестно отчего, сказал бранное слово и ушел в противоположный конец комнаты, а остальные старались на нее не смотреть, сохраняя каменные лица.
Распространители отчего-то совсем не общались друг с другом, будто не имели четко поделенных территорий, и их интересы пересекались, вызывая финансовые потери.
Слава подъехал на типографском минивэне, чтобы показать приятелю, собирающемуся дать большую, долгосрочную и дорогую рекламу, что газеты действительно разносят по почтовым ящикам и что тираж ни капли не занижен. Увидев Любу с коляской, ощутил, как пересохло в горле и земля пошатнулась. Приятель, грубый, с жирной толстой шеей и золотой печаткой на мизинце, что-то съехидничал насчет эксплуатации труда беременных африканок, и все брезгливо покосились на нее, а сама Люба была так рада видеть Славу, что привычно пропустила гадость мимо ушей.
Приятель никуда не спешил и с видом матерого старого опера заглядывал в пачки с газетами, засунув руки в карманы и набычившись, провожал взглядом ребят, что носили их из автомобиля. Люба хотела получить свою пачку раньше всех и уйти поскорее, но Слава коротко остановил ее, незаметно и ловко сжав ее руку, как папа, и легонько оттолкнул себе за спину, продолжая наблюдать за разгрузкой.
– Подожди, поговорить надо.35