Игры Бездушных. Живая улика (СИ)

— Нет, Багира, ублюдок у нас это ты, поскольку именно ты вовлёк Анну в убийство Нестора, и лишь только по твоей вине новообращённая сейчас находится здесь, лежит у моих ног в таком состоянии, — наконец парирует в ответ Виктор. После чего нависшее напряжение в воздухе утяжеляется. А затем происходит, то, отчего в итоге я всё же сворачиваюсь колачиком: Багира внезапно срывается с места, с рыком набрасывается на Виктора. И в этот раз Дмитрий оказывается намного быстрее и проворнее Барса: сбивает Виктора с ног, с силой впечатывает бездушного в деревянный пол. Тут же с треском срывает воротник изрядно измятой белой рубашки и впивается Барсу в районе ключиц, с сопровождающим характерным хрустом. Барс взвывает от боли, которая незамедлительно где-то во мне отдаётся болезненным отголоском.

Обхватываю себя обессиленными руками и закрываю глаза, пытаюсь абстрагироваться от происходящего, от холода, от собственного физического болевого дискомфорта и теперь уже от постороннего такого же, что у меня в итоге с трудом получается. Потому как в следующий момент во мне растекаются новые болезненные отголосоки. Теперь уже до изнурённого сознания доносится полурёв-полурык самого Багиры. Чёрт! Будь она проклята эта двойная связь! Будь они прокляты эти обезумевшие хищники!

Удар за ударом, укус за укусом отдаются во мне новой нестерпимой болью. Почему связь к обоим именно сейчас во мне так сильно зарезонировала? Не смотрю. Ненавижу. Проклинаю обоих. Хочется кричать, но от бессилия своего лишь тихо бормочу себе под нос, долго, беспрерывно. Буквально взываю к связи и молю бездушных остановиться, но мои ментальные уговоры остаются не услышанными.

Новый парализующий удар приходится кому-то в солнечное сплетение, мощный, обескураживающий. Из недр моих вырывается протяжный выдох. На время теряю способность дышать, отчего лёгкие начинает просто разрывать от агонии. Сознание вот-вот готово отключиться, но, прежде чем это случается, способность дышать ко мне вновь возвращается и я моментально наполняю лёгкие воздухом, делая глубокий вдох. А затем тонкой нитью в слух в мой вплетается знакомый голос, властный, приказывающий.

— Немедленно прекратите это безобразие! Дмитрий! Виктор!

И бой хищников на удивление резко приостанавливается. Какое облегчение.

С трудом, но приоткрываю глаза. Сквозь пелену боли и озноба всматриваюсь в яркое красное пятно. Оно вскоре приобретает свои очертания, превращаясь в образ знакомой статной женщины.

Виттория Ариосто стояла перед самым помостом в компании Вольского и в окружении своих поверенных.

Странно, но именно сейчас древняя не казалась мне чем-то поистине устрашающим, опасным как это было незадолго до текущего момента. Именно сейчас бездушная казалась чем-то более приземлённым, родным и близким, матерью, спасительницей, которая в мгновение ока способна избавить тебя от страданий. Что в следующее мгновение бездушная, впрочем, и делает. Всего лишь один взгляд, наполненный искренним женским состраданием, и уровень болевого дискомфорта вполовину урезается. Какое-то умиротворяющее спокойствие потихоньку начинает ступать, заселяться в глубинках моего сознания. Ощущаю как измученная улыбка появляется на моём лице.

— Мы забираем новообращённую и возвращаемся домой, — громко сообщает Ариосто. Толпа возмущённо негодует, но не более. При взмахе руки Вольского буквально сразу утихает, а за моей спиной тут же слышится стремительная поступь. — Нет, — стальным тоном обращается к кому-то из бездушных Ариосто. — Я запрещаю тебе к ней приближаться, Дмитрий, ровно как запрещаю приближаться к Ане и Виктору, — твёрдо предупреждает.

Чёрт! При одном только произношении этих имён мною овладевает такое дикое чувство отторжения, но, слава Богам, хоть кому-то на время удаётся этих хищников остановить, остановить это безумие.

Бездушная слегка склоняет голову в бок, что-то приказывает поверенному, и я только сейчас узнаю в нём Николая. Николай утвердительно кивнув в ответ бездушной, устремляется к помосту, поднимается по ступенькам и быстро оказывается рядом со мной. Снимает с себя пиджак, сразу накрывает им моё озябшее тело.

— Всё, малышка, самое страшное уже позади, — успокаивающе заверяют бездушный. Едва улыбаюсь. Смотрю на Николая с такой благодарностью и надеждой. Неужели наконец закончился весь этот нескончаемый беспредел, мои страдания? В руках он держит ключ.

Ещё каких-то несколько секунд, и меня наконец избавляют от цепи. Бережно берут меня на руки. Невольно радуюсь тому, что моим освободителем стал никто иной, а именно сам Николай, поскольку этот бездушный является одним из немногих бездушных, к которому я питаю довольно положительные чувства. Хочется обвить крепкую мужскую шею и прижаться к груди бездушному, почувствовать то непосредственное тепло и защиту, в которой я так сильно сейчас нуждаюсь. Но меня лишь хватает на то, чтобы просто положить голову на мужское плечо и вдохнуть запах пряного мускуса, что основательно даёт отступить неприятным болевым ощущениям в теле и даже расслабиться.