Игры Бездушных. Живая улика (СИ)

— Ты вообще в своём уме? Убери. Это. С глаз. Долой! — еле сдерживая гнев, прорычал бездушный в лицо мне бросив влажное бельё, но я быстро среагировала и трусики оказались у меня в руках.

— Я… хорошо, уберу, — опустила глаза. Меня просто изъедало чувство стыда и неловкости от происходящего, а ещё меня начал терзать внутренний страх — не дай Бог Виктор сорвётся и по-настоящему меня накажет или хуже того, после очередной моей такой беспечно-эротишной выходки набросится и отымеет в конечном итоге плюнув на тот факт, что я «низкосортная». Терпение у бездушного тоже не вечно, а ещё у нас связь, да, ко всему прочему, Виктор ещё и мужчина, со своими первобытными мужскими потребностями и желаниями, и я, идиотка, как никто другой должна это понимать и осознавать.

Наконец, найдя в себе смелости, вновь подняла взгляд, но бездушного больше не было в комнате, а в следующую секунду услышала с грохотом захлопывающуюся дверь в гостиной. Выглянула из спальни и с пребольшим облегчением выдохнула. Барс снова покинул номер, но он мог в любое время вернуться, поэтому я безотлагательно кинулась к пакетам с новой одеждой и выудила оттуда новую пару джинсов и бежевую рубашку, также полезла за новым комплектом нижнего белья. Вчерашнюю мокрую одежду Барс, по всей видимости, отдал в прачечную, поскольку утром я её в ванной так и не обнаружила.

Окинула себя в зеркале одобряющим взглядом. Ни единого открытого участка на теле — всё под одеждой. Вернулась в гостиную и принялась с большим интересом высвобождать мешки от содержимого, особенно тот, в котором находилось множество разнообразных коробок с роллами и прочей японской едой и вкусностями. Интересно, какая ещё информация из недр моего сознания стала известна Барсу?

Повертела в руках пульт управления, который также обнаружила среди коробок японской еды — и правда сжалился — включила телевизор, удобно разместилась на полу у стола и принялась за поглощение первых роллов.

***

Было на удивление уже совсем поздно, когда Виктор наконец вернулся в отель. Я тихо лежала в кровати, но не спала, однако притворялась спящей и пыталась прислушаться к каждому шороху, каждому звуку просачивающемуся сквозь закрытую дверь. Да, перед тем как лечь спать дверь в спальню я закрыла, так чувствовала себя спокойней, хотя, Барс, если захочет — зайдёт и разрешения не спросит. И я была права. Кто-то вскоре стремительно подошёл к двери, открыл её и заглянул в спальню. Я невольно сжалась, но продолжила «спать». Не хочу выслушивать сегодня больше никаких причитаний.

— Низкосортная, спишь? — с ощутимыми нотками обеспокоенности спросил Виктор. Но так и не дождавшись ответа, снова тихо её прикрыл, вернулся в гостиную, включил телевизор.

Ещё какое-то время лежала, прислушиваясь к каждому звуку за дверью, но даже не заметила, как сон меня неумолимо быстро настиг.

Следующие несколько дней Виктор в номере практически не присутствовал, но он мог объявиться один раз среди белого дня с полными мешками разнообразной японской и не только еды. Непривычно неопрятный, взъерошенный, и очень озлобленный — совсем не похожий на прежнего сдержанного и такого безукоризненного идеального Барса. Бросал ни то обеспокоенный, но то гневный взгляд на меня и вновь надолго исчезал. Оставлял прозябать в одиночестве и сходить от «ничегонеделания» с ума в четырёх стенах роскошного номера, который в итоге совсем мне стал не мил.

Совсем не было шанса толком поговорить с Барсом. Каждый раз, когда я пыталась завести с бездушным разговор, он просто игнорировал меня, разворачивался и тут же покидал номер. Возвращался Виктор только тогда, когда я уже спала и видела десятый сон. Единственное, что меня по истине радовало, так это то, что я вообще никакого Виктором обещанного эмоционального дискомфорта не испытывала во время длительного его отсутствия: никакой всеобъемлющей тоски или сильной тревоги, ну, за исключением неприятного ощущения уязвимости, незащищённости, и, возможно, ложной видимости, что в отсутствии Барса Багира может найти меня и пробраться в отель.

На третий день Виктор наконец соизволил меня спросить о моём самочувствии и о каких-либо новых физических проявлениях в теле, которые, кстати говоря, больше за эти три дня я не ощутила. Так и находилась на стадии новообращённой: ни то человек, ни то вампир. Впрочем, меня это вполне устраивало.

И вот на четвёртый день терпение моё начало иссякать. Сижу тут, видишь ли, в заточении и пялюсь в это грёбаное плоское полотно, телевизором именуемое. У меня не то, что глаза уже начинали вытекать, а сам мозг в черепной коробке закипал и начинал бунтовать, так и наровясь выбраться наружу. Дал бы ему кто волю, так бы и выпрыгнул в окно не бросив напоследок и прощального «Пока».