Игры для мужчин среднего возраста

А даже те, кто не пьет, далеко не все мечтают о работе в поте лица своего — тут Береславский в свое время попал в точку, Самурай постоянно вспоминает его рассказ о детдомовской девочке, не захотевшей взрослеть.

Но на то он и Самурай, чтобы не сдаваться. Да и нельзя ему проигрывать, пусть даже по-самурайски. Какое тут, на хрен, харакири, когда его пацанчик, первенец Серенька, уже почти бегает, хоть и придерживаясь лапкой за мамину юбку. А упомянутая мамина юбка оттянута вновь округлившимся животом — Шаман говорит, что в нем — девочка.

Вот с Татьяной Валериановной как раз никаких проблем. Даже удивительно.

Она и думать не хочет, чтобы возвращаться в грязный и душный город. Ей показалось гораздо более простым перенести на природу те городские радости, отсутствие которых максимально тяготило: например, теплый ватерклозет, горячий душ, газовую плиту. Это, кстати, не отняло у Самурая много сил и денег.

В театр и музеи они катаются в Хабаровск — всего-то пять часов езды на неистребимом четырехколесном тезке Самурая. Но ездят нечасто — своего, домашнего, театра вполне хватает.

Кстати, Татьяна пристрастилась — и отлично выучилась — к охоте и рыбалке. Учителем выступает, понятное дело, Шаман. И если так дальше пойдет, то новая ученица скоро обгонит по знаниям Самурая.

Что касается Шамана, то у него все отлично. Возраста фактически не добавилось, ибо непонятно, к чему добавлять. Самурая поддерживает во всем, как морально, так и физически — были желающие из местных «разобраться» с его любимцем.

Самурай, конечно, и сам способен постоять за себя, но Шаману даже делать ничего не надо, достаточно внимательно посмотреть или в крайнем случае тихо что-то сказать злопыхателю.

Единственное, чего Шаман ждет не дождется, так это чтобы скорее его крошечный «внук» Серенька подрос. Потому что Шаман, пожалуй, единственный из всех жителей поселка, кто не считает Шамана бессмертным.

Хотя нет.

Уже немножко считает.

Раз уходящего деда Сережу заменит мальчик Сережа, значит, какой-то элемент бессмертия он все-таки создал. Теперь бы успеть побольше в мальчонку вложить.

А вот с Доком — беда.

Он уехал в Ирак. Долго отсутствовал. Потом приезжал, созванивался с Ефимом. Не застал, оставил запись на автоответчике. Просил обязательно позвонить.

Береславский, вернувшись, долго набирал номер — в ответ только длинные гудки. Док уже умотал обратно.

Ефим не особо напрягся: мужики, даже друзья, редко встречаются. Главное — знать, что друг есть.

Вот он и знал.

Оказалось — ошибался. Позвонив в очередной раз проверить, не приехал ли Док на побывку, наткнулся на заплаканную жену.

Точнее, вдову.

Док приехал в цинковом гробу. Убитый не пулей или снарядом, а прошедшим в сердце оторвавшимся тромбом.

Вокруг были врачи, хирурги. И дело-то было в госпитале. Однако смерть была мгновенной.

Береславский слегка ошалел от такого известия. Потом заставил себя об этом не думать. А потом оказалось — все равно думает.

За год — два друга.

И раньше знакомые умирали. Даже друзья. Но переживалось легче.

Сейчас как-то было понятнее, что на Николо-Архангельском и Митинском кладбищах похоронили и маленький кусочек его самого.

И все же Ефим не был настолько тонко организован, чтобы перестать быть Ефимом. Он вполне плотоядно улыбнулся, когда ему на электронную почту пришла картинка с бегемотом, удивительно напоминавшим самого профессора.

Под картинкой был московский телефон. Как оказалось, шикарного номера в шикарном отеле.

И ведь отменил-таки все встречи — даже со стратегическим инвестором на новый проект — и поперся в эту гостиницу.

И что характерно — ни на миг не пожалел.

Только купил на обратном пути красивое и дорогое кольцо Наташке — его совесть дешевых отмазок не принимала…

В общем, время идет, а люди — если, конечно, не умирают — живут дальше.

Но, может, это и к лучшему? А иначе — если перестанут происходить новые события, — о чем будут писать в новых книжках?