Черт! У меня голова кругом идет. Я же простой штатский доктор. Градусник, можно сказать.
Но Самурай план отверг.
— Тогда надо будет мочить и ту четверку, на КПП.
О господи, сил моих нет это слушать. Я пошел к мини-бару и почти выглотал бутылку пива.
Вернулся к разговору Береславского с его новосибирским друганом. Он говорил минут десять, не меньше. Только как-то тихо и печально. И односложно. Не как обычно.
— Ну и что сказал друг? — спросил я.
— Предложил нас спрятать. У него в деревне. Сто километров отсюда. И ружья есть, охотничьи. В лесу это серьезно.
— Вот это уже дело! — Мне показалось, что свет в конце туннеля появился. Если, скажем, слить информацию в ФСБ, а самим залечь в лесах, то, глядишь, через месяц, может, и без нас разберутся.
— Не выйдет. — Это уже Самурай. — Нам вряд ли дадут уехать. А что он еще говорил про Гнедышева?
— Плохо говорил, — вздохнул Ефим. — Широко известен в узких кругах. Множественные связи в силовых и властных структурах. Педантичен до ритуализации. И очень дерзок. И еще — он все время торчит на своей даче. К нему туда на поклон разные личности ездят. А он их на троне принимает. Все дни, кроме среды.
— А что по средам?
— По средам не принимает. По средам он там один, не считая охраны. Я ж говорю — ритуал.
— Значит, если его взорвать в среду, совесть нас мучить не будет, — подвел итог Самурай.
Он хоть и идиот, но оптимист.
— Ладно, — подвел промежуточный итог Береславский. — С винтовкой вариант рассматриваем?
— Нет. — Самурай отрицательно покачал головой. — Четыре непричастных трупа — это много.
— А если взрывать — меньше будет?
— Если в среду — то меньше, ты ж сам сказал. А среда завтра. Не зря же такое совпадение. Шаман говорит, таких совпадений без ведома, — он показал наверх, — не бывает.
Господи, мой друг и его странный приятель — точно психи. Шаман их консультирует, надо же…
— Значит, будем взрывать, — подвел черту Ефим.
— А где возьмешь тротил? — спросил я. Просто так, для поддержания разговора.
— Надеюсь, это будет не тротил, — ну очень понятно объяснил он. — Если получится.
— А если не получится?
— Тогда — тротил. Или еще что-нибудь: аммонит, аммонал, ксилил, мелинит, гексоген, диацетат — этой хрени наделать недолго. Тебе достаточно, Док?
— Достаточно. А реторты свои будешь прямо в номере устанавливать? — Я и не сомневался, что этот человек способен на многое.
— Лабораторию найдем, — задумчиво ответил Береславский, уже, похоже, погруженный в тонкости технологических процессов. — У меня тетки знакомые в здешнем универе. Пронитровать толуол я уж как-нибудь сумею. Отожмем бляшки, высушим и спрессуем. Но это, конечно, морока долгая. И опасная. Особенно с самодельными взрывателями. Проще с диацетатом повозиться. Он взорвется от огня, без детонатора.
— Никогда не думал, что сделать взрывчатку так просто, — усомнился я.
— Гораздо проще, чем тебе кажется, — неуместно хохотнул мой неадекватный друг. — Вот это у тебя что? — спросил он, цепко ухватив меня за «фирменную» сине-желтую футболку.
— Футболка. — А что я мог еще ответить?
— Из чего? — продолжил он допрос.
— Откуда я знаю? Из хлопка.
— Ну вот, — удовлетворенно заявил он. — Ты почти что во взрывпакете.
— Не понял. — Уж слишком витиеват ход мысли нашего профессора.
— Пронитруй хлопок — получишь пироксилин, — исчерпывающе ответил он.
Я сделал вид, что все понял, а он снова занялся телефонными переговорами.
Сначала — московскому другу-отставнику, большому спецу, как он объяснил.
Потом, по наводке, его сослуживцу из Новосибирска.
Потом — водителю первого экипажа, Василию, здоровому детине угрожающего вида, но, как в песне поется, доброму внутри. Звонил опять по самурайскому сотовому и попросил что-то дикое: забрать записку из пустой пивной бутылки, которую сейчас Док выкинет в урну перед входом. И посмотреть, не идет ли кто за Доком. А потом, если нетрудно, выполнить то, о чем он попросит в записке. А если трудно — можно не выполнять.
— Ты там не перегрелся? — забасил из трубки Вася. — Я сейчас к вам зайду.
— Ни в коем случае, — спокойно сказал Береславский. — Через десять минут Док выбросит бутылку. Сделай, пожалуйста, как я сказал. Или не делай никак. — И дал отбой.
Представляю, в каком бешенстве сейчас наш первый экипаж.
Он накропал записку, довольно длинную. Я допил бутылку, он завернул записку в полиэтиленовый пакетик и засунул в пустую тару.
— Попутного ветра, Док! — Это уже мне.
Маразм, конечно, но я пошел и все сделал, как мне сказали.
Звонок раздался через пять минут после моего возвращения, по самурайскому телефону. Звонил наш Василий. Его встревоженный голос был хорошо слышен:
— За ним шел мужик. Еще за вами смотрят двое. Что у вас там творится? Убрать этих козлов?
— Вась, ради бога, ничего не предпринимай. Ты все испортишь. Если сделаешь, что в записке, огромное спасибо. Откажешься — тоже не обижусь. А к утру надо будет действительно отвлечь этих. А может, раньше. Но только по команде.
— Ладно. Ты старше, тебе виднее, — пробурчал Василий. — Сейчас поеду.
— А куда мне заложить бомбу? — спросил Самурай.