Читаем Игры для (взрослых) детей (СИ) полностью

— Грифф? Это правда ты? — улыбка, если бы могла, медом потекла бы в уши, теплотой укутала плечи. Но, конечно же, не может улыбка такого сделать. Только вот глупое сердце почему-то замирает. — Боже, Грифф! Когда ты вернулся? Мы думали, что…

— Джен, мне нужен отец, — настойчиво повторяет он, зажимает телефон между коленей, нагибается к аппарату, будто из-за этого и правда дадут то, что так нужно. — Джим дома?

Секунды, как иглы, впиваются в кожу, пролазят к мышцам, ползут к костям. Дженни наверняка отводит от лица трубку, облокачивается на стойку, пока бриз влетает в распахнутое окно вместе с ароматом перепревших листьев и ласкает ее волосы. Дженни точно знаками манит Эша из любимого уголка закусочной, оттуда, близ часов.

— Эш, да не упрямься ты, а! — со смехом говорит она. — Эш, Гриффин звонит, беги скорее!

Костяшки невыносимо зудят, так сильно, будто это никогда не прекратится и съест его, проглотит за один присест.

— Джен, мне нужен не Эш. Отец. Мне нужен отец, — повторяет он и осекается, когда слышит приглушенный всхлип, и с той стороны, где всегда солнце, доносятся звуки быстрых шагов. Деревяшка близ стойки телефона все также мерзко скрипит.

— Эш! — Джен возвращает трубку, шумно выдыхает, будто это ее вина. Грифф плотно закрывает глаза, и под веками выплясывают звезды. — Ну вот и что ты уже ляпнул? — наседает она на него, хотя в голосе скорее слышится усталость. Старый клен скрипит за окном, серые тучи норовят сожрать солнце. — Грифф, ты когда приедешь?

Простой как палка вопрос заставляет ощутить свою гниль в полной мере.

— Смотря в каком виде, Дженни, — со смешком выдает он.

Обезболивающее было бы весьма кстати, но для этого нужно подняться и подойти к умывальнику рядом с зеркалом. А ему и так хватило впечатлений.

— В смысле? — не унимается Дженнифер, и только тишина позволяет остудить ее запал. — Эй, Грифф, ты еще там? Ты когда домой? — она слышит его вдох, улыбается наверняка также светло, как и всегда. — Грифф, пожалуйста, приезжай.

Почему-то это «пожалуйста» слишком сильно отдает болью, примерно как и его просьба-молитва, когда…

— Что произошло? — он качает головой из стороны в сторону и заставляет себя выговорить вопрос почти по слогам.

Губа кровит, медный привкус расползается по рту.

— Ты нам очень нужен, Грифф, — шепчет она в трубку. — А Эшу и подавно.

Сердце будто спотыкается от ее слов, трепещет. Нервное напряжение последних дней падает с плеч. В лучах сонного солнца блестит дуло глока.

Прочь, прогнившие мысли, прочь! У вас еще будет время до самого рассвета.

Там, в месте, где никогда не бывает холодных дождей, как здесь, в Вашингтоне, — свинцовые тучи начали крестовый поход против последнего солнечного дня, — где пшеница на ветру сродни золотому морю, там не должно быть плохо. Там рай. Во всяком случае, раньше именно эта мысль заставляла держаться.

— Джен, что Эш натворил? — усмехается он в трубку и замирает в неловком молчании.

— Лучше поговорим, когда приедешь, — в ее голосе не то чтобы сомнение, но от радости не остается и следа.

— Джен, что с моим братом?

Гудки долго, слишком долго звенят, будто капли ливня по подоконнику, бьются в голове, словно стучит большое сердце.

— Грифф, тут случилась беда, — и едва слышно: — ты ему очень нужен.

Грифф долго сидит у стены, прокручивает снова и снова разговоры, которые закончились слишком давно.

Один звонок, капелька везения — и все закончилось бы навсегда. Но, конечно же, разве могла ему удача улыбнуться?

Металл холодит горячую руку.

Чертовски хочется курить, но подлая зажигалка не желает делиться огнем, за что летит к батарее пустых и не очень бутылок.

Письмо придет послезавтра утром в худшем случае.

Молния прочерчивает небеса, режет их без сожалений, примерно как и он свои пальцы, когда лезет по недопитый и недобитый Джек Дэниэлс.

— Эш перестал говорить.

В горле першит. Под кожей вдоль хребта бегут мурашки, тянутся к обрубку левой руки.

Его болтливый, озорной маленький братец.

Грифф ведь помнит: Джиму не нужен сын-калека.

Глок разряжен, затворная задержка снята, контрольный спуск в безопасном направлении.

Грифф, как никто другой, понимает: он должен Эшу помочь. А все остальное в принципе может еще немного подождать.

Комментарий к Игра 1. Войнушки

Яма Беккари — биотермическая яма для обезвреживания трупов и органических отходов.

========== Игра 2. Прятки ==========

2.

Глаза не открываются. Гриффу удается совершить этот героический подвиг близ Балтимора, когда мужчина, который сидит через проход от него, громко всхрапывает и что-то нецензурное бубнит во сне. Зависть, если бы на нее остались силы, наверняка подняла бы голову, посмотрела осуждающе на всех, у кого в крови не копошатся кошмары, и сдавила сердце. В такие моменты ему кажется, что пустившая корни усталость — не так уж плохо, нет лишних энергозатрат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жили-были на войне
Жили-были на войне

Исай Кузнецов (1916–2010) – прозаик, драматург, автор киносценариев "Достояние Республики", "Москва – Кассиопея", "Отроки во вселенной", "Пропавшая экспедиция", созданных в соавторстве с Авениром Заком, а также "Золотая речка", "Похищение Савойи", романов "Лестницы" и "Все ушли".Книгу "Жили-были на войне" И. Кузнецов составил в последние годы жизни из своих военных рассказов и воспоминаний. В 1941 году он ушел на фронт и служил сержантом в понтонных частях, с которыми дошел до Дрездена. Эти рассказы не о боях и сражениях, они о людях на войне. В сборник включены и его мемуарные записки "До и после" – о предвоенной и послевоенной молодости, о друзьях – Зиновии Гердте, Александре Галиче, Борисе Слуцком, Михаиле Львовском, Всеволоде Багрицком, Давиде Самойлове.

Исай Константинович Кузнецов

Биографии и Мемуары / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Военная проза / Рассказ / Документальное
Последний из миннезингеров (сборник)
Последний из миннезингеров (сборник)

Александр Киров – первый лауреат Всероссийской книжной премии «Чеховский дар» 2010 года. А «Последний из миннезингеров» – первая книга талантливого молодого писателя из Каргополя, изданная в Москве. Лев Аннинский, высоко оценивая самобытное, жесткое творчество Александра Кирова, замечает: «Он отлично знает, что происходит. Ощущение такое, что помимо того, чем наполнены его страницы, он знает еще что-то, о чем молчит. Не хочет говорить. И даже пробует… улыбаться. Еле заметная такая улыбка… Без всякого намека на насмешку. Неизменно вежливая. Неправдоподобная по степени самообладания. Немыслимо тихая в этой канонаде реальности. Загадочная. Интеллигентная. Чеховская».

Александр Киров , Александр Юрьевич Киров

Современная русская и зарубежная проза / Рассказ / Современная проза / Проза