Новый гладенец развернулся на хвосте и помчался в чащу леса, а старый не спеша пополз к колодцу. Что ему там надо? Шкуры местной живности нечувствительны к черным кислотным водам витанского моря, но далеко не вся живность ныряет в колодец. Во всяком случае, так было сказано в справочнике, которому я верил все меньше.
Взобравшись на горб зеленого полиморфа, гладенец неожиданно поднялся на хвост и закачался, будто в танце, раскрыв пасть-присоску в небо. Из зеленоватого воздуха, золотистого света и рыжих облаков, рванулось ему навстречу яркое золотое, переливающееся на ветру, полотнище. Фламбойян, сверкая и разливая вокруг радужное сияние, завился вокруг стоящего на хвосте чудовища, обхватил его складками золотисто сверкающего тела и поднял над землей. Темный хвост повис над черной блестящей водой, заискрил, изогнулся и обвил свободный конец золотого полотнища. Что это – еще одно сражение за право на жизнь? Поток ветра закружил обоих, увидел, как гладенец светлеет, становится прозрачным и загорается ярким огнем.
– Смотри, командир, как стараются! – услышал я сзади голос Подгорецкого. Когда он успел догнать меня и гладенца? Золотистое полотнище развернулось, разделилось надвое – и вот уже два ярких фламбойяна летят в бирюзовом небе. В детстве я мечтал хотя бы в мираже увидеть, как гусеница превращается бабочку, а сейчас такое же великолепное превращение совершилось на моих глазах.
– Такого больше нигде нет! – крикнул биополевик. – Это главный способ размножения на Вите! Сложные существа превращают более простых в себе подобных. В подходящих условиях, конечно. Но здесь условия как раз подходящие – колодец рядом, энергия так и плещет во все стороны! И вот из семян вырастают перья, от окулума – розовые, от фламбойяна – белые. Части перьев, если они большие и падают рядом с более сложными организмами, тоже становятся другими: розовые перья – мозговиками, а белые – полиморфами. Главное – соприкосновение и определенное состояние электромагнитного поля. Гладенцы получаются почти одинаковые, из крупных мозговиков они выходят немного темнее, чем из полиморфов. Мелких не превращают, их просто едят. А если более сложное существо, окулум или фламбойян, видит гладенца, он по колебаниям электрического поля выбирает нужного и превращает его в свою копию.
– Но почему две линии развития? И где в них миксиниды?
Это меня занимало еще тогда, когда я только читал о Вите.
– Из двух линий получается более жизнеспособная биосистема и лучше идет отбор. А миксиниды – тупиковая ветвь, это если гладенец попадет в воду и не выберется.
В сине-зеленом небе реяли над черной водой золотые знамена, торжественно плыли окулумы, качались под ветром перья. Смотреть можно было долго, но надо было работать, и мы пошли к модулю.
15
Около модуля Балиани уже развернул бурную начальственную деятельность. И, разумеется, начал с разноса в своем фирменном стиле.
– Капитан Хальс, в интересах продолжения производственного процесса, прекратите бездельничать и глазеть на предметы, не относящиеся к вашим непосредственным обязанностям! – начал он нудным голосом. – Господин Подгорецкий, господа Кевиан и Сигемон, господа представители космического десанта, прошу отойти за пределы слышимости. Я как руководитель объединения «Энерго-Вита» собираюсь разговаривать со своими подчиненными, и посторонние здесь не нужны!
Десантники что-то разгружали возле модуля, и были уже за этими пределами, а Славка, стоящая рядом с руководителем объединения, сделала вид, что не слышит. Подгорецкий, усмехнувшись, отбежал к воде и взобрался на поднявшегося под ногами полиморфа. Рыжие волосы развевались под ветром, биополевой шлем торчал из кармана экзоскелета. Биополевик будто пытался что-то услышать в колодце – то ли звуки, то ли мысли миксинидов. Интересно, что там можно разобрать?
Сигемон, быстро передернув рожками, решительно развернулся, потянул своего начальника в заросли красных мелких перьев и начал что-то объяснять ему, воодушевленно размахивая ластами.
– Кевиан, Сигемон, вы куда? – крикнул я на долонанском. В конце концов, если они хотят уйти в лес, надо хотя бы предупредить! Впрочем, они мне не подчиненные… Но и бросить их в незнакомом месте, на чужой планете я не мог. Долонаны поспешно закончили разговор, и родовитый чикальтинан подкатился ко мне, возбужденно притоптывая нижними ластами. То ли оскорбление, то ли электрические колебания оказались слишком сильны для его чувств.
– Если бы дело касалось меня лично, я отошел бы по первому требованию, – громко присвистывая, объявил он. – Но это – оскорбление Регдонда и Его Величества Санулана! Я как чикальтинан багра не считаю возможным для себя далее находиться в обществе господина Балиани, а также его сотрудников. Мой длинношерстный помощник тем более не имеет такой возможности! Честь зовет!