Игры Эн Ро Гримм (СИ)

Аппетит у него, в отличие от манер, оказался нескромный. Пакет с картошкой вскоре опустел, а потом пришёл и черёд наггетсов, причём незнакомец не побрезговал даже острым соусом и вылизал контейнер из-под него. Чудовищный бургер удобно распался на два поменьше; кофе пришлось прихлёбывать из одного стакана, просто с разных краёв… Чтобы не множить неловкость и не молчать, Джек наобум сказал:

– Сегодня здесь шумно, я смотрю.

– О да! – усмехнулся незнакомец. И вдруг достал из внутреннего кармана красивую флягу с тусклой позолотой, старую на вид. – Хочешь? Давай плесну в кофе… Вот так. Чуешь, как пахнет вереском? Само лето в каждом глотке. К слову, о лете: через два дня оно окончательно уходит и уступает место зиме, потому и большой праздник, потому и столько гостей в городе.

Джек не сразу сообразил, о чём речь.

– А, ты про Хэллоуин? Да-а, тут все как с ума с ним сошли, чёрта с два найдёшь хоть одну витрину без тыквы… И капучино без пряничного сиропа. Кстати, ликёр неплох, спасибо, – добавил он, отсалютовав стаканом. – Тебя-то сюда как занесло? Или ты местный?

Вопрос, вполне обычный, явно показался незнакомцу очень забавным. Он сморщил нос и фыркнул еле слышно, но всё же ответил:

– Я родом из графства Рэндалл. А сюда завернул в гости, хотя не уверен, что буду рад видеть хозяина, – добавил он. И лукаво взглянул искоса: – А ты?

– А я проездом. Перекантуюсь пару ночей и двинусь дальше. Может, к столице.

– Уверен? – с усмешкой перебил его незнакомец. И поднялся, отряхиваясь: – Хороший ты парень, Джек, только больно наивный… Ну, не беда – удача любит рыжих, как-нибудь выкрутишься. Спасибо за угощение! За мной должок, – подмигнул он, шагнул в щель между палатками и бесследно исчез вместе со всем ворохом тряпья, даже, кажется, вместе с ящиком, на котором сидел.

Джек остался один.

– Да не за что, – пробормотал он и вдруг понял, что своего имени незнакомцу не называл.

По спине пробежал холодок.

«Вторая странная встреча за вечер, – пронеслось вдруг в голове, стоило вспомнить девчонку в необъятном дождевике. – Ну, значит, и третьей быть».

Звуки ярмарки, такой обманчиво близкой, вдруг отдалились. Кофе в высоком стакане пах вереском, одновременно медово и горько; ветер усиливался; становилось холоднее, и небо расчищалось, делаясь чернее и прозрачней, словно открывался проход в другой мир, чужой и прекрасный.

Джеку стало не по себе, и он опустил взгляд.

«Пора искать ночлег. А то мерещится всякое…»

Времени вроде бы прошло немного, но народу на площади поубавилось. Некоторые прилавки были уже накрыты плёнкой, а товар убран. Дыхание на холоде становилось белым; пальцы без перчаток немели. Где-то на другом краю ярмарки всё ещё работала детская карусель: была слышна механическая мелодия, как из старой музыкальной шкатулки, мерцали розовые и оранжевые огоньки, смеялся ребёнок. Пахло сигаретами, словно кто-то прошёл между рядами только что, и дым не успел выветриться.

Люди издали напоминали тени, и от этого было не по себе.

Голова казалась странно лёгкой; ноги тоже, хотя ещё полчаса назад гудели от усталости. Джек бесцельно кружил по ярмарке от прилавка к прилавку, от яблок в карамели до деревянных ветряных колокольчиков, и прикидывал вяло, в какой из хостелов, примеченных по пути через город, постучаться первым. В том, что располагался на полпути к вершине холма, была общая кухня на этаже – и это помогло бы сэкономить на горячей еде, но вот койка там стоила вдвое дороже, чем у вокзала.

«В принципе, если завтра удастся подзаработать, то можно будет и шикануть…» – подумал он и запнулся, потому что вдруг увидел… нет, споткнулся взглядом о человека, который настолько явно не принадлежал этому месту, что хотелось прищуриться.

Или отвернуться из-за неловкости.

…он был скрипачом, этот паренёк в коротком чёрном пальто, слишком тонком и дорогом, чтобы нормально греть на октябрьском ветру. Концы шелковистого серого шарфа трепетали у него за спиной; к груди он прижимал футляр с инструментом и озирался по сторонам с той яростной растерянностью, которая бывает у людей, родившихся с золотой ложкой во рту – а потом вдруг лишённых всего, выброшенных на обочину.

Лет пять назад такой же взгляд был и у Джека.

Паренёк – байронические повадки, чёрные встрёпанные волосы, светлые до прозрачности глаза – дёрнул застёжки на футляре, потом замер, опустил ресницы, густые, как накрашенные. Прерывисто вздохнул; огладил скрипку сквозь футляр, стиснул зубы, диковато глянул в сторону компании, распивающей вино прямо из бутылок на порожке закрытой кофейни…

Джек давно должен был пройти мимо, но не мог – и продолжал смотреть, подмечая всё новые детали. Тёмные, чересчур облегающие джинсы, которые наверняка ветром продувало насквозь; голые щиколотки; ботинки, в которых разве что в консерваторию можно пойти, но никак не гулять по городу; судорожно стиснутые пальцы, белые-белые, как кость, посиневшие губы, запавшие щёки…

«Да он не ел несколько дней, – пронеслось в голове. – И вряд ли нормально спал».