Игры Фортуны

В дверях теснились гвардейские офицеры: и подлинные творцы ночного переворота, и те, которые примкнули к аресту семейства Биронов прямо из караула у резиденции регента. Говорят, некоторые из последних думали, что стараются ради Елизаветы Петровны. Вечно и всюду цесаревна Елизавет! Да вот и она сама: смотрит на правительницу Анну со скрытым вызовом, дерзкий взгляд, наглые глаза…  И гвардейские офицеры — даже те, кто роковой ночью шел свергать Бирона ради Анны Леопольдовны, открыто любуются цесаревной. Что и говорить: Елизавета, а не Анна их царь-девица. Нужно непременно подкупить этих бойцовых псов, задобрить, улестить, чтобы не пошли они за Елизаветой!

— Его высочество наш супруг, отец императора Иоанна Шестого, назначается генералиссимусом всех морских и сухопутных сил Российской империи…

Миних поперхнулся от неожиданности, начал было: «Ваше высочество, великая княгиня…».. Анна знаком попросила его подождать.

Антон-Ульрих подошел к супруге быстро, но нервно, преклонил перед нею колено — ей показалось, что он весь переломился пополам, как картонный паяц в итальянском театре. Поблагодарил за оказанную честь. Несчастный принц-консорт! Он действительно думает, что были оценены его заслуги…

Между тем, Анна продолжала:

— Генерал-фельдмаршал граф Миних жалуется первым министром…

Пришлось и Миниху, не забыв предусмотрительно сменить выражение оскорбленной гордыни на слащавую улыбку, идти к руке правительнице и целовать эту холодную, слегка дрожавшую руку…  Первым министром на первых же порах тоже неплохо, раздумывал он, лобзая ручку Анны. А ведь обещала другое — верховную власть над армией! Вот вам и наивная девочка, мечтательница! Переиграла самого Миниха! Хотя это она не сама придумала: верно, госпожа Менгден измыслила этот ход в своей стукнутой голове. Тоже, как и Анна Леопольдовна, любительница таскать каштаны из огня чужими руками! Только он, Бурхард Кристоф Миних, не годится на роль обманутого простачка. Посмотрим, кто кого, милые дамы!

— Графа Остермана — великим адмиралом и остаться ему при иностранных делах…

— Остается вопрос — умеет ли граф Остерман плавать? — громко шепчет какая-то дама, так отчетливо, что ее шепот долетает до слуха Анны. Это Елизавета, опять Елизавета! Только она может решиться на подобную дерзость!

— Не дальше императорской канцелярии, — глумливо отвечает мужской голос.

Анна не подымает глаз на говорящего. Какая разница, кто из Елизаветиных поклонников сейчас куражится над правительницей России. Она ответит им всем — в другом месте и в другое время!

— Князь Черкасский великим канцлером…

Толстый, неповоротливый князь Черкасский медленно подходит к руке Анны и словно облизывает эту державную руку. Он ничего не знал о ночном перевороте, еще вчера благоговел перед Бироном, и вот, в одиннадцать часов пополудни его извлекли из постели и доставили во дворец, чтобы назначить великим канцлером. Неисповедимы пути власти!

— Воистину великий канцлер…  в обхвате! — с издевкой произносит лукавый женский голос.

И Анна точно знает, что смеется над ее решениями вечная пересмешница Елизавета. Но нужно сохранять царственную невозмутимость:

— Граф Михайло Гаврилович Головкин вице-канцлером и кабинетским министром…

Красивый, надменный, холеный Михаил Головкин, который при Анне Иоанновне так и не добился назначения кабинет-министром и демонстративно удалился от дел, целует руку правительницы с явным удовольствием. И улыбается ей — не с подобострастием, а с искренней сердечностью, как друг. Впрочем, в свержении Бирона новый вице-канцлер явного участия не принимал, хоть тайно и сочувствовал Анне Леопольдовне. За что же такая награда? Или в пику Андрею Иванычу Остерману?

— Каков сюрприз, — шепчет Елизавета Петровна на ухо стоящему рядом гвардейскому офицеру. — Брат-то его в Гааге, посланником…  А этот — ждал своего часа?

— И дождался! — отвечает тот.

— Орденом святого Андрея жалуются…

— Обер-шталмейстер князь Куракин…

— Ну, этого за дворцовые сплетни…

— Генерал-аншеф Ушаков…

При этом грозном имени главы Тайной канцелярии, имени, запятнанном невинной кровью, ужасом и страданиями, Елизавета и ее собеседник замолкают. Анна удовлетворенно улыбается краем губ: найдется управа и на эту рыжеволосую пересмешницу! Ушаков кланяется, кланяется, а глаза при этом остро шарят по сторонам — привычно выискивают крамолу.

— Орденом Святого Александра Невского жалуется…  Камергер барон Менгден…

— Ну, куда нам без Менгденов, — шепчет Елизавета. — А госпожу Юлиану пожаловать за честное ранение о печку? Кстати, сколько ее родни при дворе?

Ее собеседник, красавец-офицер, улыбаясь, загибает пальцы на руках…

— Ее Высочество цесаревна Елисавет Петровна жалуется золотой табакеркой с гербом Империи Российской и сорока тысячами рублей…

— Ну вот и мне перепало! Хватит долги заплатить…  Деньги никогда не бывают излишни!