Игры капризной дамы

Он вспомнил первые дни в зоне: серые унылые будни, грязь, вечный мат, без которого не обходятся ни осужденные, ни сотрудники. Вспомнил попытки прощупать его и со стороны коллег, и со стороны осужденных. Кто ты? Что из себя представляешь? Что с тебя можно взять? Не опасен ли?

Он работал как вол, но работа не приносила ему морального удовлетворения, а дом тестя — душевного покоя и отдыха. И он стал все чаще участвовать в пьянках с сотрудниками колонии. Сначала по поводу, а потом и без повода, только для того, чтобы снять стресс и забыть о своей собачьей жизни. На одной из таких вечеринок он познакомился с ней… Потом проводил ее до калитки, потом до порога, потом у нее задержался…

С той поры у него начался вполне осмысленный период жизни. Все у него получалось на работе, а дома даже теща не могла нахвалиться на него.

В его жизни, до этого пресной и серой, вдруг появился смысл и тайна. И хранил он эту тайну лучше, чем служебные секреты. Он был осторожен и даже в мыслях не называл ее по имени… Проговорись он случайно, и ее моментально бы вычислили внимательные женщины поселка, а если бы такое произошло, то ей, конечно, не стало бы жизни в Тараканино.

Однако все в жизни имеет свое начало и конец… И хотя конец еще не наступил, но охлаждение уже коснулось его крылом равнодушия.

Все, что когда-то так умиляло его и волновало; и бархатный грудной голос, и упругие губы, и запах духов «Быть может», сохранившихся у нее каким-то чудом, — стали ему неприятны… Уже встречи и прощания по вечерам стали мучением, а расставания облегчением, уже он стал намекать ей, что им надо расстаться… Но она не понимала этого. Она словно потеряла женскую способность чувствовать сердцем.

Она продолжала строить планы их будущей жизни, говорила о том, где они будут жить, как обставят квартиру где-нибудь в другом месте, кто им поможет в этом…

А в последнее время она вдруг поняла, почему он несчастлив с женой — жена не может родить ребенка, а она родит ему мальчика, и все будет хорошо, «ты разведешься, и у нас будет все хорошо, мы уедем отсюда, и у нас будет все хорошо».

От этого «у нас будет все хорошо» его начинало трясти… Так долго продолжаться не могло. Он чувствовал, что вот-вот что-то должно случиться… Но произошло то, чего он никак не ожидал. Его взяли заложником, да еще и в компании с двумя женщинами. Пока все идет нормально, но… Он второй год работал в колонии и знал, что обещания зэка — пустой звук, зэк держит слово только перед зэком, да и то, если они одной масти: вор перед вором, парняга — перед парнягой, а мужик — перед мужиком. Заложники не были для захватчиков «своими», в этом была главная беда, а значит, не стоит обольщаться. Но это знает он — Виктор, а не Валентина, ее он смог убедить в обратном… И то хорошо… Может быть, пронесет…

Машину качнуло, она выехала на насыпь железнодорожного переезда, потом в предбанник выскочил Буза и выглянул в окно. Когда он вернулся в будку, Виктор услышал фразу, смысл которой не понял.

— Если они ждали нас здесь, я тебя на этом же месте положу, — сказал Буза кому-то.

* * *

Автозак въехал на территорию изолятора и, так как дорога ему была преграждена двумя тракторными санями, остановился. Водитель выключил мотор, наступила тишина. Из будки автозака на землю спрыгнул человек, одетый в телогрейку и зэковскую шапку. Обойдя машину, он осмотрел площадку и сказал внутрь будки:

— Все нормально.

В будке послышалось движение, и тут же из окна второго этажа вылетело стекло и вдребезги разбилось о мерзлую землю. Человек в телогрейке поднял голову, увидел торчащий из расстекленной шибки ствол винтовки и заорал:

— Назад!

Несколько сотрудников из двух дверей корпуса рванулись к машине.

— Три, четыре, пять секунд, — считал Внучек, глядя на часы.

— А-а, — махнул рукой Узякин, — долго, долго… за это время всех нас три раза переколоть можно… Отставить! — заорал он в выбитую шибку и обратился к Михалычу: — Чё дуешься? Ну разбили тебе стекло, ну ничего не поделаешь: тяжело в ученье, легко в бою… Все расходятся по своим местам… Не дай Бог, придется освобождать в будке.

Телефонный звонок в кабинете прервал его рассуждения. Узякин вошел в кабинет.

— Идите сюда, — сказал он через некоторое время всем, кто находился в коридоре.

— Что, подъезжают? — спросил его Внучек.

— Хуже, — ответил Узякин, — Маров приехал. — Он не стал дожидаться, пока весь эскорт доберется сюда, и примчался вперед… Ну, сейчас начнется…

— Давай позвоним в «скорую», — сказал Внучек, не вполне понимая, о чем беспокоится Узякин, — пусть пришлют бригаду на всякий случай.

— Звони, — ответил Узякин, — мне сейчас не до «скорой» будет и даже не до заложников. Знаешь, как зовут Марова за глаза? Муров, а это само за себя говорит…

Снова зазвонил телефон. Дежурный по горотделу милиции сообщил, что в городе началась паника: прошел слух, что целый автобус зэков сбежал из Тараканино и едет в Каминск, сметая все на своем пути.

— Откуда утечка? — спросил Узякин Михалыча.

— Отсюда, отсюда, — ответил он, пряча глаза.