Игры капризной дамы

Возник конфликт, который можно было мирно разрешить, но пришедшие к главбуху представители командировочных и «условников» не были им приняты. Все это закончилось дракой, переросшей в массовые беспорядки, в ходе которых были разгромлены контора и общежитие спецкомендатуры. Стройка остановилась на три дня. Главбух срочно лег в больницу. Хуснутдинов потребовал наряд милиции для охраны собственной персоны, а с его водителя на несколько дней слетела маска обычной наглости.

Федя знал о зреющих беспорядках и просил Хуснутдинова либо вообще не выдавать зарплату, либо выдать всем по половине. Но Хозяин так не сделал и был наказан, и с той поры, как всякий неглупый человек, стал прислушиваться к намекам Внучека: какой же начальник откажется от собственной выгоды.

— Я позвоню? — спросил Федя.

Хуснутдинов с готовностью кивнул: ему не хотелось развивать тему прошлогодних беспорядков.

Федя позвонил в отделение и попросил шефа прислать за ним машину.

— Возьми мою, — сказал Хуснутдинов, одним ухом слушавший его.

— Нет, — ответил Внучек, — мне еще в одно место заехать надо…

— А-а, тогда, конечно, — произнес Хозяин и уткнулся в бумаги.

Федя, однако, хитрил, некуда ему было заезжать. И от машины Хуснутдинова он отказался вовсе не из-за неприязни к его водителю. Федя решил использовать время, пока будет ждать машину, для визуального контакта с Кондратьевым.

Почти одновременно с отделенческим «уазиком» на дороге показались трое. Шеф назвал бы их маленькими начальниками. К таковым он относил инженеров, пребывающих на рядовых должностях, не имеющих своих машин, вкалывающих день и ночь на участках и даже в конторе появляющихся только ради планерок и получения зарплаты. Одним из троих был Кондратьев. Он, конечно, заметил спичку в зубах у капитана, — визуальный контакт состоялся.

3

— Ну как, рука супостата не просматривается? — спросил шеф, когда Федя появился в отделении.

— Просматривается, — ответил Федя. — Один у нас супостат — мы сами.

— Да, — многозначительно подтвердил шеф, — в этой стране главный супостат — раздолбайство, а раздолбай — враг номер один.

— И долбалоб тоже, — добавил Федя, имея в виду совсем не то, что имел в виду шеф, и думая, что почти все перестали говорить «у нас», «в нашей стране», а модно стало говорить «в этой стране».

— Однако с этим супостатом мы справиться не можем: раздолбайство в этой стране вечно, — сказал шеф и, помолчав, добавил фразу Шелленберга из «Семнадцати мгновений весны», которую повторял по три раза на дню: — Оно бессмертно, как бессмертен в этом мире сыск…

Шеф еще о чем-то говорил. Он был в прекрасном настроении, видимо, успел доложить в управление о происшествии первым…

Федя слушал его вполуха, так как боялся прозевать звонок в своем кабинете. Он специально оставил там дверь открытой, а дверь кабинета шефа не закрыл. Дверь кабинета секретарши также была открыта, и оттуда доносились обрывки разговора Раисы Михайловны с одной из многочисленных подруг. Вообще-то раньше подруг было еще больше, но времена изменились, и уже не престижно дружить с сотрудниками КГБ.

Звонок Федя все же прозевал, в кабинете было тепло, не дуло, и он закемарил после полубессонной ночи.

— Федор Степанович, — раздался над ухом ехидный голос шефа, — спать будете дома… У вас телефончик…

Внучек бросился в свой кабинет и снял трубку, но это был не Кондратьев — это звонила жена.

— Почему не выключил ночник в коридоре? — спросила она вместо приветствия. — А счетчик, между прочим, крутится, как карусель.

— Разве? — только и нашелся наш герой.

— «Разве, разве», — передразнила жена. — Выключать надо. — И положила трубку.

Федя тоже опустил трубку на рычаг, уселся за стол и решил к шефу не возвращаться: с минуты на минуту должен был позвонить Кондратьев. Телефон вновь зазвонил, Федя снял трубку и опять услышал голос жены.

— Наталья, — сказал он, разозлившись, — ты занимаешь линию, я жду звонка…

— Вот и дождался, — сказала Наталья. — Звонка он ждет… Пинаете там с Карнауховым воздух, и только. Он хоть на базу ездит, а ты вообще неизвестно чем занимаешься…

— Наталья, — заорал Федя, — мне позвонить должны. Если тебе нечего сказать, положи трубку!

— Как же, разбежалась. Ты там своими агентами командуй, понял? Недаром о вас в газетах такое пишут…

— А ты их читаешь?

— Читаю.

— Я рад…

Федя не бросил трубку только потому, что Наталье нужно было дать выговориться. Если же разговор прервать, то она будет звонить, пока ей не надоест, и Кондратьеву пробиться к нему будет невозможно. Он молчал, а Наталья, видя, что он перестал сопротивляться, быстро выдохлась и сказала:

— Мне работу предлагают… в кооперативе.

— В «Погребке», что ли? — спросил Федя и понял, что проговорился.

— Почему в «Погребке»? — слишком уж поспешно отозвалась Наталья. — Не в «Погребке».

— А где?

— Нигде, вечером поговорим.

«Что ж, вечером так вечером». — Федю не особенно расстроил конец разговора с женой. Он был всплеском вчерашней бури, которая может повториться и сегодня, когда Наталья в очередной раз будет выговаривать ему «за квартиру», а крыть будет нечем…