Игры наследников

– В ближайшем будущем я бы настоятельно рекомендовала ей не покидать пределов поместья, – проговорила Алиса, и мне вспомнились слова сестры о том, что у нее-то «времени хоть отбавляй». – Впоследствии можно будет поразмыслить о работе в сфере благотворительности, если ей этого захочется, но сейчас нам важно контролировать ситуацию в прессе, а ваша сестра умеет… привлечь к себе внимание.

Трудно было сказать, на что именно она намекает: на стиль Либби или на синяк под глазом. Во мне забурлила злость.

– Моя сестра вправе носить то, что ей нравится! – заявила я. – И делать, что вздумается. Если высшему техасскому обществу и таблоидам это не нравится, я могу им только посочувствовать.

– Ситуация довольно деликатная, – невозмутимо ответила Алиса. – Особенно если говорить о прессе. А Либби…

– Она не общается с журналистами, – перебила я ее. В этом я была уверена так же крепко, как и в том, что меня зовут Эйвери.

– Зато ее бывший парень общается. И ее мать. И оба ищут способ монетизировать свои слова. – Алиса многозначительно посмотрела на меня. – Не мне вам рассказывать, что победа в лотерее зачастую делает человека несчастным, потому что его тут же начинают осаждать многочисленные друзья и родственники. Вам повезло: и тех и других у вас почти нет. А вот у Либби все совсем по-другому.

Если бы многомиллиардное состояние унаследовала не я, а Либби, она просто не смогла бы никому отказать. Она щедро одарила бы каждого, кто только попросил бы ее об этом.

– Стоит подумать о единовременной выплате в пользу ее матери, – деловым тоном предложила Алиса. – В рамках договора о неразглашении, по которому ей будет запрещено рассказывать о вас и о Либби прессе.

От мысли о том, чтобы озолотить мать Либби, у меня внутри все сжалось. Эта женщина и цента не заслуживала. Но Либби, в свою очередь, не заслуживала того, чтобы наблюдать за тем, как родная мать регулярно пытается ее продать в эфире вечерних новостей.

– Ну ладно, – стиснув зубы, согласилась я. – Но Дрейку от меня ничего не достанется.

Алиса улыбнулась, блеснув зубами.

– Его-то я быстро приструню, – пообещала она и протянула мне увесистую папку. – Я тут собрала для вас кое-какие немаловажные сведения, а еще сегодня придет человек, который поработает над вашим гардеробом и внешностью.

– Над чем?

– Как вы справедливо заметили, Либби вправе носить то, что ей нравится, но вы такой роскоши лишены, – пожав плечами, уточнила Алиса. – Вы произвели настоящий фурор. И выглядеть надо соответственно.

Удивительно, как этот разговор, начавшийся с вопросов юриспруденции и пиара, перетек в обсуждение трагедии семьи Хоторн, а закончился тем, что мой юрист заявил мне, что надо бы поработать над своим образом.

Я забрала у Алисы папку, бросила ее на стол и зашагала к двери.

– Куда это вы? – спросила она мне вслед.

В библиотеку, едва не ляпнула я, но в памяти еще были слишком свежи вчерашние угрозы Грэйсона.

– Тут, кажется, где-то есть дорожки для боулинга?

Глава 31

У меня дома теперь и впрямь можно было поиграть в боулинг. У меня дома. В боулинг. Как мне и рассказывали, дорожек оказалось «всего четыре», но в остальном тут было все, что только нужно. Стойка, оснащенная системой автоматического возврата шаров. Пинсеттеры[5] у каждой дорожки. Сенсорный экран для запуска игры, пятидесятипятидюймовый монитор над головой, на котором отображались баллы участников. И на всем – на шарах, на дорожках, на дисплее, на мониторах – была выгравирована витиеватая буква «Х».

Я старалась не обращать на нее внимания – как-никак, она наводила на мысли о том, что изначально вся эта роскошь предназначалась вовсе не мне.

Я решила сосредоточиться на выборе подходящего шара. Потом – подходящей обуви – на полках сбоку представлено аж сорок пар ботинок. Ну куда человеку столько?

Я постучала пальцем по сенсорному экрану и вбила свои инициалы. Э.К.Г. Спустя мгновенье на мониторе высветилось приветствие.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ДОМ ХОТОРНОВ,

ЭЙВЕРИ КАЙЛИ ГРЭМБС!

По рукам побежали мурашки. Едва ли мое имя в систему вписал кто-то из персонала – последние два дня им всем явно было не до того. А это значит…

– Так это сделали вы? – спросила я вслух, адресуя эти слова Тобиасу Хоторну. Неужели перед самой смертью он, помимо прочего, позаботился о том, чтобы на экране высветилось именно такое приветствие?

По спине пробежал холодок, но я постаралась не обращать на него внимания. В конце второй дорожки меня уже ждали кегли. Я взяла шар – десятифунтовый, с серебристой буквой «Х», выведенной на темно-зеленом фоне. Помнится, в моем родном городе в зале для боулинга каждый месяц проводили акцию: сыграй за девяносто девять центов. Мы с мамой никогда ее не пропускали.

Я горько пожалела, что ее нет рядом, а потом задумалась: будь она жива, смогла бы я сюда попасть? Я ведь не Хоторн. Если исключить, что старик выбрал меня случайно – или, напротив, что я чем-то привлекла его внимание, получается, что все свое состояние он оставил мне именно из-за мамы.