Игры наследников

Интересно, а ладили ли они до гибели Эмили?

– Ничего не нашел, – констатировал Грэйсон, вернув на место очередную книгу – пожалуй, чересчур громко.

– Оно и неудивительно, учитывая, что тебя сюда вообще не звали, – съязвил Джеймсон со второго этажа.

– Раз она тут, и я останусь.

– Эйвери не кусается. – Удивительно, но Джеймсон снова назвал меня моим настоящим именем. – Хотя, честно сказать, теперь, когда мы точно знаем, что кровного родства между нами нет, я бы не стал сопротивляться.

От возмущения я чуть не захлебнулась слюной и всерьез задумалась о том, чтобы придушить его. Он подначивал Грэйсона, вот только с моей помощью!

– Джейми, закрой рот и ищи дальше, – невозмутимо – пожалуй, даже слишком – произнес Грэйсон.

Я последовала этому совету. Снимала книги, проверяла содержимое, закрывала их, возвращала на место. Часы шли. Мы с Грэйсоном приближались друг к другу. Когда он оказался уже до того близко, что я заметила его боковым зрением, он проговорил, понизив голос так, что я едва его слышала – а Джеймсон услышать никак не мог.

– Мой брат очень скорбит по дедушке. Вы наверняка можете его понять.

Могла и понимала. Я ничего на это не ответила.

– Он большой охотник до чувств. Боль. Страх. Радость. Не важно, – добавил Грэйсон. Теперь все мое внимание переключилось на него, и он явно чувствовал это. – Он ранит других, а еще и дня не может прожить без азарта. Ему важно, чтобы все это имело какой-нибудь смысл.

Все это – это что? Письмо его дедушки? Завещание? Я?

– А вы в этом сомневаетесь? – спросила я, тоже понизив голос. Грэйсон не считал меня особенной, не видел во мне тайну, которая стоит того, чтобы ее разгадали.

– Не думаю, что вам в этой истории непременно надо быть злодейкой – вы и без того серьезная угроза для семьи.

Не познакомься я с Нэшем до этого, я непременно решила бы, что старший из братьев – Грэйсон.

– Вы все время говорите об остальных родственниках, – заметила я. – Но ведь дело не только в них. Я и для вас угроза.

Я унаследовала его состояние. Я поселилась в его доме. Его дедушка предпочел меня.

Теперь Грэйсон был совсем рядом.

– Особой угрозы не чувствую, – произнес он. Вид у него был спокойный. На моей памяти он еще ни разу не выходил из себя настолько, чтобы причинить физический ущерб. Но почему-то стоило ему приблизиться, и все мое тело сковали тревога и напряжение.

– Наследница?

Я вздрогнула, услышав голос Джеймсона. И рефлекторно отскочила от его брата.

– А?

– Кажется, я кое-что нашел.

Я скользнула мимо Грэйсона к лестнице. Джеймсон что-то нашел! Наверняка книгу, к которой не подходит обложка. Это было только предположение, но стоило мне взойти на второй этаж и увидеть улыбку на губах Джеймсона Хоторна, я поняла, что все именно так.

Он показал мне книгу в твердой обложке.

– «Уплывай прочь», – прочла я надпись на обложке.

– А внутри у нас вот что… – Джеймсон в душе был тем еще артистом. Широким и вместе с тем элегантным жестом он раскрыл томик и протянул его мне. Трагическая история доктора Фауста.

– Фауст, – проговорила я.

– Черт знакомый, – парировал Джеймсон, – или незнакомый.

Возможно, это просто совпадение. Может, мы напрасно углядели смысл там, где его не было, точно те, кто смотрит на облака и пытается предсказать по ним будущее. Но по телу моему все равно заскользил холодок. А сердце тревожно забилось.

В Доме Хоторнов ничего не происходит просто так.

Эта мысль пульсировала в мозгу, пока я открывала книгу. К обложке изнутри был приклеен полупрозрачный красный квадратик.

– Джеймсон, – я подняла глаза, – тут что-то есть.

Возможно, Грэйсон, так и оставшийся внизу, нас подслушивал, но виду не подал. Джеймсон тут же подскочил ко мне. Коснулся красного квадрата. Он был тонкий, вырезанный из какой-то пластиковой пленки, дюйма четыре в длину и ширину.

– Что это такое? – спросила я.

Джеймсон осторожно забрал книгу у меня из рук, осторожно отклеил квадратик и поднял его на свет.

– Фильтр, – пояснил голос снизу. Грэйсон стоял посреди библиотеки и смотрел на нас. – Красная ацетатная пленка. Дедушка очень ее любил, особенно когда речь заходила о проявлении тайных посланий. В книге небось красного текста нет?

Я открыла первую страницу.

– Чернила черные, – сообщила я и продолжила листать. Цвет букв не менялся, но спустя несколько страниц я увидела слово, обведенное карандашом. В жилах тут же забурлил адреналин.

– А ваш дедушка вообще любил делать пометки в книгах? – спросила я.

– Пометки? В первом издании «Фауста»? – усмехнувшись, переспросил Джеймсон. Я понятия не имела, сколько может стоить такая книга и насколько ее ценность уменьшает один маленький карандашный кружочек на странице, – но чутье подсказывало, что мы напали на верный след.