Она закинула спортивные вещи в стиральную машинку. Надела домашний сарафанчик и пошла в кухню. Есть не хотелось, но она знала, что после тренировки надо что-то проглотить. Что-то белковое. Так советовал Володя. Вспомнив о нем, Настя вытащила из кармана сарафанчика телефон. Никакого ответа не поступило. Но сообщение он прочел.
Обиделся? Может быть. Или отреагировал адекватно и занял себя какой-нибудь другой девушкой, которой давал уроки самообороны в индивидуальном порядке.
Настя села на подоконник, поставила на коленки тарелочку с орешками и кусочками авокадо и принялась лениво жевать. Есть не хотелось совершенно. И вдруг вспомнился Сашка, жадно хватающий еду с ее тарелок. И снова защемило сердце. Он все время был голоден тогда. И каждый раз, как приходил, пытался ей о чем-то рассказать. Настя его не слушала совсем. Даже пару раз закрывала уши руками и принималась громко напевать.
— Дура ты, Настька, — обижался он. — Я пытаюсь раскрыть тебе страшную тайну, а ты орешь, как ненормальная.
— Я не ору, а пою. Это существенная разница. А потом меня совершенно не волнуют твои тайны.
— Почему?
— Потому что, рассказывая мне об этом, ты перекладываешь ответственность на меня. К тому же любая тайна — это опасность. А мне этого не надо. Хватило за глаза брака с тобой. Тот еще квест!
— Боишься? — скривился он. — Боишься, чего? Помереть раньше времени? Так мы все не бессмертны.
— Да, но случиться это должно в свой час, а не принудительно.
Почему она так сказала в тот раз? Почему он тогда, не ответив, так странно посмотрел на нее? Как будто она его ударила. Даже голову в плечи втянул. Когда же это случилось? Когда?
Настя замерла, пытаясь пролистать в памяти даты Сашкиных визитов, которые обрушивались на нее даже не как снег на голову, а как камнепад, как вулканическая лава.
Когда?..
— Точно!
Настя дернула коленками, и орешки с тарелки посыпались на пол.
Это было в последний его визит. Больше он не приходил. Потому что пропал. Искать его она отказалась. В глубине души радовалась, что он не появляется, и поэтому не искала. Вдруг Сашку она неосторожно найдет, и снова в ее жизнь все вернется: его визиты, нытье, угрозы.
Он пришел к ней после скандала, устроенного им Ильину в ресторане. Об этом скандале еще много писали СМИ, и даже кусочек транслировался по телевизору. По Интернету тоже что-то транслировалось. Она краем уха слышала, что репортаж набрал более миллиона просмотров.
Ей было неинтересно. Она не смотрела настырно. А когда Сашка исчез с радаров, попыталась найти это видео. Не нашла. Его заблокировали.
Почему она сейчас об этом вспомнила вдруг? Из-за того, что Сашку вскоре после памятного последнего визита к ней убили? Или потому, что наголо бритый смуглый оперативник Громов не дает ей покоя своими вопросами? Или потому, что она, кажется, слышала отрывок Сашкиной страшной тайны и подозревает, что именно из-за этого он мог лишиться жизни?
Так слышала она или додумала?!
— Господи, это не оставит меня в покое никогда, — проговорила со стоном Настя, опускаясь коленками на пол и подбирая рассыпавшиеся орешки. — Когда-нибудь я заживу спокойно?
Нет! Ответил ей дверной звонок заливистой трелью. Спокойная жизнь ей может только сниться.
— Кто? — громко спросила Настя, потому что в глазок не увидела ничего.
Человек, который стоял за дверью, словно прятался.
— Кто там?
— Настя, открой, это я, — наконец ответили ей, в глазке замаячила пышная шевелюра Сашиной сестры.
— Вера?
Настя щелкнула задвижкой, повернула оба ключа в замках, открыла дверь.
— Вера, что случилось?
Настя стояла на пороге, не решаясь впускать к себе сестру своего бывшего мужа. Бывшего, покойного мужа.
Они много нехорошего наговорили друг другу еще до того, как Сашу нашли мертвым. Упрекали друг друга шепотом, когда ждали приглашения на допрос перед кабинетом, в котором работал Громов. Потом продолжили еще и по телефону. Звонила ей Настя. В тот день, когда Громов ее вторично потащил к моргу, когда Вера сказалась занятой.
Брр, неприятным было то общение.
— Надо поговорить. — Вера смотрела тяжело, неприветливо. — Впустишь?
— Входи. — Настя тяжело вздохнула и распахнула дверь.
Вера разулась, прекрасно зная, что Настя не терпела, когда по дому ходили в уличной обуви. Поискала глазами гостевые тапки, которыми прежде пользовалась. Не нашла. А Настя их выбросила, вот так! И пошла босиком следом за бывшей невесткой в кухню.
— Чай будешь? — спросила Настя. — Или кофе?
— Что? — Вера рассеянно рылась в своей сумочке, подняла на нее взгляд. — Если можно, кофе. Без молока, но с сахаром.
— Хорошо.
Настя принялась заряжать кофеварку. Спросила, не поворачиваясь:
— О чем хотела поговорить?
— Громов давно тебя допрашивал?
— Громов…
Ей тут же сделалось зябко. Взгляд, которым Громов каждый раз ее награждал — обвинял, призывал к раскаянию, просто требовал написать признательные показания. Все равно какие, но признательные!
— Пару дней назад будто бы случайно ехал мимо моей работы. И решил пригласить меня выпить кофе. — Настя поморщилась. — От кофе я отказалась, разумеется. Но разговаривать с ним пришлось.