— У меня на руках показания соседей гражданки Скомороховой, которые утверждают, что Вера Сугробова приходила с визитом к пожилой женщине. Сразу после нападения на нее. Но уже после того, как Скоморохову увезли на «Скорой».
— И?
Громову это было неинтересно.
— И, возможно, она нашла то, что успела выбросить в клумбу Скоморохова в момент нападения на нее.
— И что же она выбросила?
— Ту самую флешкарту из фотоаппарата, из-за которой весь сыр-бор.
Князев выцеживал из себя по слову. И Громов понял, что ему очень не хотелось делиться с ним информацией. Но он вынужден был говорить. Иначе чем объяснить его внезапный интерес к Вере Сугробовой, которая у Громова из пострадавших перекочевала в разряд подозреваемых?
Правда, об этом пока никто не знал.
— И вы, товарищ старший лейтенант, решили, что именно Сугробова — фигурантка уголовного дела, которое находится у меня в производстве, — имеет к этому отношение?
— Считаю, — кивнул Князев и попятился. — Кое-кто видел, как она искала что-то в клумбе. Так ее нет дома?
— Нет. С пятницы. И на работу она сегодня не вышла. И не позвонила, не предупредила. Такого за ней не водилось, со слов начальника участка, — неожиданно выложил часть своих карт Громов.
— И искать ее никто не станет. Она — одинокая женщина.
Князев принялся терзать подбородок двумя пальцами. Взгляд его по-прежнему был прикован к носам их ботинок.
— Ее брат не был одиноким, его и то никто не искал. Он никому не был нужен. Идемте, товарищ старший лейтенант, провожу вас до машины, — хлопнул его по плечу Громов и подтолкнул к ступенькам.
Князев нехотя подчинился, пошел за ним к автомобильной стоянке.
Возле своей машины он остановился, кивком простился и открыл водительскую дверь.
— Вы по-прежнему не хотите мне ничего рассказать, товарищ старший лейтенант?
Громов рассматривал его с подозрением. Парень был толковым, он таковым ему показался с первого взгляда. Толковым и очень скрытным.
И Громов был почти уверен, что старший лейтенант не из-за пустяка приехал сюда, простояв в пробках часа полтора. Из-за чего? Из-за какой-то флешки с содержимым сомнительной ценности?
Не мог! Что-то он утаивает.
— У меня по-прежнему нет для вас информации, товарищ капитан, — проговорил Князев, залезая в машину. — Извините, мне пора.
И уехал. Правда, недалеко. Громов поехал за ним следом, пропустив вперед четыре машины. И не выдержал, довольно рассмеялся, когда понял, куда держит путь Князев.
Он совершенно точно ехал к дому, где проживала Настя Сугробова. Он ехал к ней. Зачем?
Глава 17
Их хватило ровно на неделю. Их терпение улетучилось, как туман, путающийся по утрам в кустах жасмина под окнами просторного дома, который построил участковый много лет назад.
На восьмой день Варя проснулась от шороха в соседней комнате. Там чем-то осторожно шуршал Паша. Вещи собирает, поняла Варя. И изо всех сил прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Ну да, да, они ругались все это время. Негромко. Сдержанно. Чтобы не привлекать внимания людей, которые вели наблюдение за домом матери Вари и домом ее ухажера — участкового Василия Ивановича. Чтобы не мотать нервы Василию Ивановичу, который уже много раз пожалел о том, что взялся им помогать. Он этого даже не скрывал. И без конца ворчал, и демонстративно отрывал листки в календаре. Все ждал, когда же они наконец уберутся из его дома.
Нина Николаевна — мама Вари — знать о его ворчании была не должна. Участковый взял с парочки слово, что они его не выдадут.
— Какая-то компенсация должна быть мне за мое к вам участие, — приговаривал он, громко скребя вилкой по сковородке с жареной картошкой, которую Варя ему жарила.
Причем готовить она ему должна была в целях конспирации только тогда, когда Василий Иванович бывал дома. А бывал он дома в очень неудобное время. То она еще спала, то уже спала. И Варе приходилось выбираться из постели и чистить картошку или жарить котлеты из магазинной упаковки, которыми воняло так, что ее тошнило.
С Пашкой они спали врозь. Это было главным условием их пребывания под крышей Василия Ивановича.
— Мне тут разврата не надо, — предупреждал он. — Узнаю, что занимаетесь запретным, выгоню…
Опасаясь, что у старого лиса в доме установлены камеры наблюдения, молодежь друг к другу не приближалась меньше, чем на метр.
Пашка нервничал, ворчал. Уверял, что на воле им неопасно. И уговаривал сбежать.
— Давай подождем, Паша, — просила его Варя. — Как-то все самой собой разрешится, и мы…
Он ни разу не дал ей договорить. Принимался шипеть и возмущаться. Называл свихнувшейся маменькиной дочкой. Обзывал участкового старым извращенцем. И уверял, что замечал, какие взгляды Василий Иванович бросает в ее сторону.
— Какие? — отмахивалась она.
— Жадные! Он хочет тебя! — шепотом ревновал Пашка.
— Да может, его взгляды жадные до денег, не до меня! — возмущалась в ответ тоже шепотом Варя. — Может, он денег от нас хочет?
— А ты спроси!
— И спрошу!
От денег Василий Иванович отказался наотрез и даже оскорбился. И пригрозил, что еще одно такое предложение, и они полетят отсюда на волю.
— А на воле вас ждут сразу две группировки, — предупредил он.