Игры Немезиды

Трап оказался узким и неудобным, так что ни к чему было без особой нужды висеть на нем часами. Салливана с Конечеком пустили первыми: охранник выстрелами проделывал дыры, а монстр отдирал сталь. Амос сидел на бетонном полу коридора, свесив ноги в шахту. Моррис с Роной стояли у пего за спиной, зажав плечами Клариссу. У Амоса бурчало в животе. Десять метров по трапу, короткий треск выстрела, и еще один.

— Я думала, найти выход будет труднее, — заметила Кларисса.

— Тюрьма такая штука, — протянул Амос. — Она и не должна тебя удерживать, понимаешь ли. Только притормозить, чтобы тебя успели подстрелить, а большего от нее не требуется.

— Изучал изнутри? — осведомилась Рона.

— Нет, — ответил Амос, — знакомые рассказывали.

Еще два вторичных толчка прошли, никого не скинув с трапа и не обрушив шахту. Часом позже замолкла сирена, и тишина показалась такой же внезапной и грозной, как сигнал тревоги. Зато стали слышны отдаленные звуки. Гневные голоса. Дважды раздавались выстрелы откуда–то из–за пределов шахты. Амос не представлял, сколько в тюрьме народу, считая охрану, заключенных и всех прочих. Может, сотня, может, больше. «Заключенные, — прикинул он, — должны быть в камерах. Под замком. Если это шумели другие охранники, что ж — они сделали свой выбор, а пойти их поискать никто не предложил».

Послышались еще два выстрела из шахты, затем бормочущие голоса и вопль. Амос вскочил прежде, чем тело Салливана пролетело мимо и свалилось в грязь на дне. Рона, невнятно вскрикнув, спрыгнула за ним, а Моррис направил луч своего фонаря вверх. Подошвы Конечека осветились двумя белыми точками, лицо над ними осталось в тени.

— Он поскользнулся, — крикнул Конечек.

— Черта с два! — выкрикнула Рона.

Она уже держала пистолет в руке и двигалась к трапу. Амос соскочил к ней и, растопырив руки, преградил дорогу.

— Эй–эй–эй, с ума–то не сходи, а? Парень нам еще нужен.

— Подхожу к четвертому уровню, — крикнул Конечек. — Уже виден свет наверху. И ветер слышен. Еще немного!

Салливан лежал в грязи, противоестественно подогнув под себя ноги, как тряпичная кукла. В кулаке он еще сжимал пистолет. Желтый сигнал на рукояти говорил, что патроны кончились. Салливан жил, пока был полезен, а потом Конечек его убил.

Подонок даже не дождался, пока все поднимутся наверх.

— Он поскользнулся, — сказал Амос. — Беда, но такое бывает. Не делай глупостей.

Рона скрипела зубами от ярости и страха. Амос улыбнулся и покивал ей, припоминая, что такие жесты обычно успокаивают людей. Он не понял, подействовали его старания или нет.

— Кто–нибудь помогать собирается? — прокричал Конечек. — Или я все сам должен делать?

— Бери Морриса, — сказала Кларисса. — С двумя пистолетами. Один для металла, другой для защиты. Мы сделали ошибку, но она не повторится.

— А тебя тут что, посадить без охраны? — заспорил Моррис. — Нет, без охраны никто не останется.

— Я о ней позабочусь, — вставил Амос, но тюремщик его не слушал.

— Все полезут наверх, — решила Рона. — Все. И при первом угрожающем движении, богом клянусь, я перестреляю всех.

— Я посетитель тюрьмы, — напомнил Амос.

Рона подбородком указала на трап.

— Полезай.

И они, рука за руку, полезли в темноту. Десять метров вверх, может, двенадцать. Первым — Моррис, за ним Кларисса, потом Амос. Последней шла Рона, засунувшая фонарик за пояс, чтобы рукой можно было выхватить пистолет. Конечек, звеня, ругаясь и подвывая от натуги, освободил следующий участок трапа. С высоты еще капала черная жижа, и все под ней становилось скользким. Амос даже подумал, что Салливан и в самом деле мог поскользнуться, и тут же хихикнул про себя — тихонько, чтобы никто не услышал. Конечек качнулся в сторону, пропуская Морриса. Прозвучали еще два выстрела, и мужчины наверху снова поменялись местами. Амос задумался, рассчитаны ли эти скобы на двойной вес. Впрочем, пока они не гнулись — уже хорошо. Он потратил немало времени, разглядывая щиколотки Клариссы, поскольку глядеть больше было не на что. Икры девушки истончились от атрофии, бледную кожу покрывала грязь. Когда ноги у нее задрожали, Амос это заметил. На сломанную руку Кларисса не жаловалась.

— Ты в порядке, Персик?

— Нормально, — отозвалась она. — Просто начинаю уставать.

— Держись, помидорка, — подбодрил он. — Мы почти на месте.

Шахта над ними сокращалась. Не видно было ни кабины лифта, ни ее охранника — только серый квадрат и вой ветра. Раз, когда до верха оставалось еще четыре или пять метров, Рона всхлипнула внизу — но только один раз. Амос не стал спрашивать, в чем дело.

А потом Конечек выбрался наверх, и Моррис подтянулся за ним. Шел черный дождь, и капли становились все холоднее. Кларисса уже дрожала всем телом, трепетала, словно ее вот–вот унесет куда–то ветром.

— Ты справишься, Персик.

— Знаю, — сказала она, — Знаю, что справлюсь.