Игры Немезиды

Алекс, Амос и Бобби ушли за пивом и едой. Их едой. Пиццей, или фалафелем, или сашими. Едой Земли. На Луне не водилось хороших красных кибблов, а если и так, то их точно не подавали там, куда пойдут они. Какая-то её часть желала, чтобы Джим ушёл с ними, а не остался с ней. Другая часть испытывала эйфорию на грани со слезами оттого, что она была здесь, что сбежала, что всё было кончено. Ей представлялось, что её душа стала горсткой игральных костей, которые катились и катились, и всё, что на них выпадало, определяло вид всей её оставшейся жизни.

— Я имею в виду... Кларисса Мао? — сказал Джим. — Как можно думать, что это хорошая идея?

— Амос не боится монстров, — сказала она. Слова были горькими на вкус, хотя не совсем. Или нет, не горькими. Сложными.

— Она в ответе за убийство множества людей, — сказал Джим. — Она взорвала "Сунг-Ан". Перебила четверть экипажа. А то тело, что нашли потом? То, что она таскала в ящике для инструментов? Ты это помнишь?

— Помню.

— Тот парень был её другом. Она не просто убивала безликих врагов. Она убивала знакомых людей, глядя им в глаза. Людей, которые ей нравились. Как можно после этого решить: "Окей, давайте полетаем с ней вместе"?

Она знала, что должна его остановить. Он говорил не о ней или "Августине Гамарре", не об одном из других кораблей, уничтоженных с тех пор, как она написала свой код. Он говорил не о Цине и не о том, как он пытался помешать ей завершить начатое самоубийство. Если бы у него вышло, были бы и другие. Как она могла оставить сына? Как могла позволить Филипу думать, что она себя убила? Как она могла скрывать нечто столь важное от людей, которые, по ее словам, были ей важны? Таких грехов, какие она носила в себе, не было даже у Клариссы Мао.

Она знала, что должна остановить его, но не остановила. Его голос будто срывал корочки с её шрамов. Слышать его было больно, он оставлял ее обнаженной, незащищенной, чувствительной к прикосновению, но боль была приятной. Хуже того, она была правильной.

— Я не говорю, что её нужно убить. Что это за история о том, что если её опять решат посадить в тюрьму, то Амос её застрелит? Я понимаю, что он шутит, но...

— Не шутит.

— Хорошо, я притворюсь, что он пошутил, но я не ратую за то, чтобы её убили. Я не хочу её смерти. Я даже не хочу, чтобы её заперли в дерьмовой негуманной тюрьме. Но мы говорим не об этом. Летать с кем-то на корабле буквально означает постоянно доверять ему свою жизнь. Окей, я был на "Кентербери", там тоже была парочка совершенно ненадёжных личностей. Но даже Байерс убила одного только мужа. А Кларисса Мао пыталась уничтожить, в частности, меня. Меня. Я просто... Я не... Как может кто-то считать это хорошей идеей? Тот, кто делал такие вещи, как она, не изменится.

Она сделала глубокий вдох, втянув воздух в контуженные легкие. В них до сих пор что-то немного булькало, но она наглоталась рефлекторных ингибиторов достаточно, чтобы кашель больше не доводил ее до головокружения. Она не хотела открывать глаза, не хотела разговаривать. Она открыла глаза, села, опершись спиной на спинку кровати и обхватив руками колени. Холден сидел тихо, чувствуя тяжесть предстоящего разговора. Наоми растрепала волосы, спрятав за ними глаза, словно за вуалью, но потом почти со злостью откинула их назад, так что ее глаза стали видны.

— Итак, — сказала она. — Нам нужно поговорить.

— Как капитану со старпомом? — спросил он осторожно.

Она покачала головой.

— Как Наоми с Джимом.

Страх, появившийся в его глазах было больно видеть, но она была готова к этому. Она чувствовала отголосок этого страха и в своей груди. Странно было то, что после всего что с ней произошло — после всех чудовищ, с которыми она столкнулась и от которых смогла сбежать — ей все равно было тяжело. Ручной терминал Холдена просигналил, но он даже не взглянул на экран. Морщины вокруг его рта углубились так, как это бывало, когда он пробовал то, что ему не нравилось. Сложенные руки, сильные, контролируемые, спокойные. Она вспомнила, как они встретились в первый раз, давным-давно на Кентерберри. Как он излучал обаяние и уверенность, и насколько она сначала ненавидела его. Насколько она ненавидела его за то, что он слишком был похож на Марко. И то, насколько сильно она полюбила его, потому что он совсем не был на него похож.

И теперь она собирается нарушить свой обет молчания, и то, что было между ними, либо останется жить, либо нет. Мысль была ужасная. Марко всё ещё мог опустошить её, даже не прилагая к этому усилий. Достаточно было вот этого.

— Не знаю, — сказал Джим и замолчал. Он посмотрел на нее сквозь брови, как будто был единственным виновным во всем этом. — У всех нас есть прошлое. У всех нас есть секреты. Когда ты ушла, я почувствовал себя... потерянным. Запутавшимся. Будто часть моего мозга исчезла. И теперь, когда ты здесь, я невообразимо счастлив видеть тебя. Быть здесь и сейчас? Этого достаточно.

— Ты пытаешься сказать мне, что не хочешь знать?