Игры Немезиды

— Нормально. Как только реестр обновится, можно составлять план полёта и отправляться.

— Хорошо.

— Есть минутка?

В его глазах что-то вспыхнуло, словно лёгкое беспокойство мелькнуло во взгляде. Спустя мгновение он кивнул и указал подбородком в сторону угла. Они пошли, а остальные расступились, давая им дорогу. Сердце Наоми колотилось, словно ощущая опасность. Она чувствовала его биение где-то в горле.

У стенки причала она остановилась. Филип повернулся к ней. Воспоминание о нём, о беззубом малыше, хватающем её палец с усмешкой, полной выразительной гордости, вдруг ворвалось в её разум и у неё ушло пару секунд на то, чтобы отогнать его.

— Я была рада повидаться с тобой, — начала она.

На какой-то момент ей показалось, что он не ответит, но потом он произнес:

— И я.

— Этот корабль, — сказала она. — Когда закончите, он твой, идёт?

Филип бросил взгляд на платформу за её спиной:

— Мой?

— Да, я хочу, чтоб он стал твоим. Хочешь, продай его и оставь деньги себе. Или пользуйся сам. Но он твой. И больше ничей.

Он наклонил голову:

— Ты с нами не поедешь?

— Я прилетела сюда не для того, чтобы снова вернуться в строй, — сказала она. И добавила, вздохнув: — А потому, что он сказал, что ты в беде. Я здесь только ради тебя. Чем бы он ни занимался сам, и чем бы он не заставлял заниматься тебя, я не могу участвовать в этом. Ни тогда, ни сейчас.

Несколько долгих секунд Филип не шелохнулся. Её горло перехватило так сильно, что она почувствовала, что не может вдохнуть.

— Понимаю, — ответил её сын. Её сын, которого она покидала снова и который возвращался к Марко и к жизни, которую тот собой воплощал.

— Твой отец не очень хороший человек, — вдруг вырвалось у неё. — Я знаю, что ты его любишь. Я и сама его когда-то любила, но он...

— Не надо оправдываться, — сказал Филип. — Ты сделала это для нас, и я ценю это. Ты решила, что этого достаточно, и это немного расстраивает, но он говорил мне, что, скорее всего, так и будет.

— Ты можешь уехать со мной, — она не собиралась этого говорить, но когда произнесла, то захотела этого всем сердцем. — Моему кораблю нужны люди. Мы независимы и хорошо экипированы. Давай поедем со мной, одну поездку, а? Ну... познакомимся поближе?

Впервые что-то настоящее проглянуло через броню на лице её сына. Три тонкие морщинки возникли между бровей, и он улыбнулся, то ли растерянно, то ли с жалостью:

— Ну мы тут кое-чем сейчас заняты.

Она хотела умолять. Хотела схватить его в охапку и унести. Хотела его вернуть. То, что она не могла быть с ним, убивало её похуже болезни.

— Тогда, может, после всего этого, — сказала она. — Когда угодно, только скажи. На "Росинанте" всегда найдётся каюта для тебя.

"Если Марко позволит тебе", — подумала она, но промолчала. "Если он не станет отыгрываться на тебе, чтобы наказать меня". И уже потом: "Боже, как же странно будет объяснять всё это Джиму".

— Да, может быть, после, — кивнул Филип. Он протянул руку и на мгновение они сжали друг другу запястья. Он отстранился первым и зашагал прочь, сунув руки в карманы.

Чувство потери, обрушившееся на неё, казалось огромным, словно океан. И всё было гораздо хуже, потому что теряла она его не в эту минуту. А каждый день с тех пор, как ушла. Каждый день жизни, что она выбрала сама, вместо той, что предписал ей Марко. И теперь ей было так больно только потому, что она видела, к чему привели все эти годы, и чувствовала, насколько это трагично.

Она не замечала приближающихся Цина и Карала, пока те не подошли вплотную. Она вытерла глаза тыльной стороной руки, рассерженная, смущенная и переживающая, что добрые слова могут сокрушить самообладание, которое ей пока удавалось сохранить. Добрые слова. Или жестокие.

— Эй, Костяшка, — обратился к ней Цин своим глубоким рокочущим голосом, звучащим сейчас тихо и мягко. — Ну что? Точно с нами не поедешь? Филипито это что-то. Знаю, сейчас он напряженный и скованный, но так ведь он на задании. Когда не руководит, он может и веселым быть. И даже милым.

— У меня были причины, чтобы уйти, — охрипшим голосом произнесла Наоми. Её слова звучали искренне: — И они никуда не делись.

— Там твой сын, — добавил Карал, и обвинение в его голосе успокаивало, потому что она знала, как на него ответить.

— Ты знаешь эти истории о том, как пойманный волк отгрызает себе лапу, чтобы освободиться? — спросила она. — Этот мальчик — моя лапа. Я никогда не буду целой без него, но мне конец, если я откажусь от свободы.

Цин улыбнулся, и она увидела печаль в его глазах. Что-то внутри неё освободилось. Всё закончилось. И для неё тоже. Сейчас она хотела только уйти и прослушать каждое сообщение, оставленное ей Джимом, и найти самый быстрый транспорт до Тихо из всех существующих. Она была готова вернуться домой.

Цин раскрыл объятия и она шагнула в них в последний раз. Здоровяк обхватил её, Наоми положила ему голову на плечо. Она пробормотала что-то неприличное, и Цин фыркнул от смеха. От него пахло потом и благовониями.

— Эх, Костяшка, — пророкотал Цин. — Не должно оно было так пойти. Ты уж меня прости, ладно?