— Бедлам тоже называли Вифлеемом. Так что привело тебя в мою скромную, спонсированную государством обитель?
По ту сторону окна два охранника протащили мимо бородача. Кларисса проследила за взглядом Амоса и ухмыльнулась.
— Это Коничех, — сказала она. — Он волонтёр.
— И что это значит в твоём понимании?
— Он может убраться, если захочет, — сказала она, поднимая руку, чтобы продемонстрировать трубки. — Мы все здесь модифицированы. Если он позволит им вытащить свои моды, его могут переправить в Анголу или Ньюпорт. Не на свободу, но там хотя бы можно увидеть небо.
— А почему они не могут просто их вытащить?
— Неприкосновенность тела прописана в конституции. Коничех — тот ещё подонок, но закон всё равно на его стороне.
— А что насчёт тебя? Твоей... эм... дряни?
Кларисса склонила голову. Трубки затряслись от её смеха.
— Помимо того факта, что каждый раз, когда я использовала их, меня тошнило последующие несколько минут, у них есть и другие недостатки. Если их вытащить, я выживу, но это будет ещё менее приятно. Оказывается, есть причина, по которой вещи, которые я получила, вообще не используются.
— Вот дерьмо. Фигово тебе.
— Помимо всего прочего, это означает, что я останусь здесь, пока... ну... Пока меня не станет. Я получаю блокаторы каждое утро, обед в столовой, полчаса упражнений, а затем я могу сидеть в своей камере или в общем блоке с девятью другими заключенными в течение трёх часов. Раз за разом одно и то же. Это справедливо. Я делала плохие вещи.
— Напоминает всё то дерьмо, что проповедники задвигают об искуплении.
— Иногда ты не получаешь искупления, — сказала она, и её голос ясно дал понять, что она размышляла над этим вопросом. Уставший и сильный одновременно. — Не каждое пятно можно вывести. Иногда люди делают что-то настолько плохое, что приходится всю оставшуюся жизнь мириться с последствиями и сожалеть до гробовой доски. Это и есть счастливый конец.
— Хах, кажется, я понимаю, о чём ты, — сказал он.
— И всё же надеюсь, что не понимаешь, — ответила она.
— Прости, что не прострелил тебе башку, когда у меня была такая возможность.
— Прости, что не додумалась попросить об этом. Лучше скажи, что тебя сюда привело?
— Да был тут по соседству, прощался с остатками своего прошлого, так сказать. Не думаю, что когда-нибудь вернусь сюда, поэтому решил, что, если хочу увидеться, лучше сделать это сейчас.
Её глаза наполнились слезами, и она взяла его за руку. Прикосновение было странным. Её пальцы казались слишком тонкими, словно сделанными из воска. Было бы грубо оттолкнуть её, поэтому он попытался вспомнить, как люди ведут себя в такие моменты. Он представил, что он — это Наоми, и сжал руку Клариссы.
— Спасибо, что вспомнил про меня, — сказала она. — Расскажи мне о других. Чем занимается Холден?
— Ладно, чёрт возьми, — сказал Амос. — Что они рассказали тебе о произошедшем на Илосе?
— Надзиратели не позволяют мне видеть ничего, что связано с ним. Или с тобой. Ничего, что касается "Мао-Квиковски", протомолекулы или колец. Для меня это может оказаться губительно.
Амос уселся поудобнее.
— Ясно. Итак, недавно кэпу позвонили...
Через сорок пять минут, а может и час, он выложил всё, что произошло с "Росинантом" после передачи Клариссы Мао властям. Рассказывать истории без изюминки не было его привычным занятием, поэтому он был уверен, что его рассказ — полный отстой. Но она впитывала слова, как песок на пляже воду. Медицинская система время от времени издавала звуковой сигнал, реагируя на изменения в её кровотоке.
Её глаза стали закрываться, будто она засыпает, но пальцы по-прежнему держали его крепко. Её дыхание стало глубже. Он не был уверен, было ли это частью лечения или чем-то ещё. Он перестал говорить, и она, кажется, не заметила. Было бы странно ускользнуть, ничего не сказав, но он не хотел будить её напрасно. Поэтому какое-то время сидел и смотрел на неё, ведь больше смотреть было не на что.
Странно то, что она выглядела моложе. Никаких морщин по бокам рта или глаз. Никаких провисаний в щеках. Как будто время, проведённое в тюрьме, не считается. Как будто она никогда не состарится, никогда не умрёт, просто будет здесь по своему желанию. Вероятно, это был какой-то побочный эффект от вкачанного в неё дерьма. Существовали виды отравления окружающей среды со схожим действием, хоть он и не знал деталей. Она убила много людей, но и он тоже, так или иначе. Казалось немного странным, что она останется, а он уйдет. Она чувствовала себя плохо из-за всего, что натворила. Может, в этом и была разница. Сожаление и наказание — это две стороны одной кармической монеты. Или, может быть, всё во Вселенной было делом всего лишь грёбаного случая. Коничех, казалось, ни о чём особо не сожалел, но он был заперт точно так же.
Амос собирался попытаться освободить руку, когда раздался вой сирены. Глаза Клариссы распахнулись, и она села, собранная, настороженная, без тени слабости. Судя по всему, она всё же не спала.
— Что это? — воскликнула она.
— Я собирался спросить у тебя.
Она покачала головой.
— Я раньше такого не слышала.