- Гюссхе будет больно об этом услышать, однако я понимаю вас, мистресс. Иногда мы можем сохранить себя, свою истинную суть, только веруя во что-то настолько сильно, что само мироздание готово пойти навстречу безрассудной мечте. Помните одно – вы не одиноки. Мы с Гюссхе присмотрим за вами и Хаашимом до тех пор, пока не убедимся в вашем полном благополучии.
Вместо ответа Хельга глубоко поклонилась так, как никогда не кланялась собственной матери. Этот человек давно уже стал для неё не просто Повелителем и духовным лидером её новой родины. Он и его семья настолько прочно вошли в мир Хельги, что она не представляла, как сложилась бы её жизнь, не будь их рядом. Выражение почтения – самое малое, чем она могла отплатить за неустанную заботу и участие.
Араши жестом велел ей поднять голову, сказав:
- Мне не составит труда следовать этой клятве, вам же достаточно будет лишь смиренно принять помощь, отринув безумную гордость, присущую дочерям Дома Кошки.
- Повелитель, ни я, ни мой сын никогда не забудем вашей доброты.
Араши ласково пригладил светлые пряди Хельги, выбившиеся из причёски, отеческим жестом:
- Я всегда знал, что в вас есть нечто особенное. Потому и забрал с Аглора несчастную, одинокую кошечку и ни секунды не пожалел об этом. Наверное, в день нашей встречи сама Хъярра правила звёздной колесницей судьбы.
...Хельга до мельчайших подробностей помнила этот разговор, происходивший без малого десять лет назад. Как Хаффи и обещал, он не оставил своим вниманием маленькую семью, помогая и принимая участие тогда, когда его вмешательство было необходимым. И пусть её жизнь продолжалась в мирном, спокойном русле, Хельга не собиралась нарушать традицию и каждое утро продолжала ходить в Храм Изначальных, дабы попросить их о помощи для любимого странника. С тех пор, как научился ходить, маленький Хаашим следовал за нею, с детской непосредственностью разглядывая статуи богов и сочиняя свои первые молитвы о том, как хотел бы стать могучим воином, чтобы защитить матушку от всех тех, кто зло смотрел в её сторону или говорил неприятные слова, а таких хватало на улицах Ал-Хиссы. С тех пор многое изменилось, а будущий воин уже выбрал своего покровителя.
Пока мать преклоняла колена перед статуей Хъярры, шепча давно уже заученные наизусть слова, мальчик подошёл к постаменту, с высоты которого на него с лёгкой улыбкой взирал Змееглазый. Несмотря на яростное сопротивление со стороны самого Императора, высоким собранием верховных жрецов каждого из Божественной Семёрки, а так же на основании референдума, проведённого на всех мирах, принадлежащих Империи Хсаш, было постановлено считать Араши Йонена если не одним из Святых Драконидов, то едва ли не равным им. С тех пор его статуи заняли свои места в каждом храме и изображался он сидящим на пьедестале Изначальных, будто свесив одну ногу с каменного постамента, а другую согнув в колене. На плече его сидел свирепый пустынный охотник, грозно расправивший крылья, а надпись-девиз гласила: “Тем, кто свободен”.
Юный Хаашим уже представлял себя гордо вышагивающим в военной форме Легиона Свободных, неся на плече герб в виде пустынного рхаса и этот девиз. Мама, разумеется, расстроилась бы, узнав, о чём грезит её драгоценное чадо. Впрочем, Хаашиму в следующем месяце исполнялось целых одиннадцать лет, а значит, он становился мужчиной и должен был выполнить ряд ритуалов, в том числе выбрать своего военного наставника, который ввёл бы его в жизнь хафесов. С этих пор он будет называть матушку официально, родовым именем, оставив в прошлом детское “мама” и многое из того, к чему привык. Нельзя было сказать, что мальчик сожалел. Для него, рождённого в этом жестоком мире, без преувеличения находящегося под властью мужчин, в грядущем становлении открывались новые перспективы, а Хаашим был амбициозен. Он желал бы покарать всех тех, кто не верил в будущее таких полукровок, как он, желал стать защитником и лидером. Ему просто нужно было научится, как это сделать. Поэтому на церемонии Выбора наставника он будет изо всех сил стремиться к тому, чтобы попасть к прославленному в битвах, могущественному воину, не отсиживавшемуся за спинами других. Разумеется, Хаашиму хотелось бы носить меч за С’хленном, но что-то подсказывало мальчику, что к лучшему воину Империи будет очередь из кадетов длинной до самого Храма.
Своё первое оружие Хаашим получил в дар от самого Императора на свой восьмой день рождения. Ещё помнил, как горестно вздохнула мать, видя его неподдельные радость и оживление, но все женские страхи и сомнения не могли повлиять на то, с каким восторгом Хаашим обнажил превосходный клинок, и по сей час оттягивающий его пояс, находясь в мирных ножнах. Он чувствовал свой меч, как уверенную руку, могущую поддержать в беде, считал его единственным и самым верным товарищем и даже придумал ему имя, о котором так и не решился рассказать матери. Ещё он помнил удовлетворение в золотых глазах Хаффи и его слова:
- Он будет храбрым воином.