Виктор мчал домой, не разбирая дороги. Бешеная скорость позволяла отвлечься от тяжелых мыслей и сосредоточиться на двух педалях. Казалось, что он стремиться убежать от себя, от своего прошлого и, преодолев многокилометровый барьер, очутиться в будущем. Крепкие мужские руки уже не поглаживали мягкую кожу руля, а сильно впивались в нее. Автоматическая коробка передач его самой любимой машины никогда еще не ощущала таких рывков. Педаль газа больше не могла сопротивляться силе давления ноги и обреченно сдалась, позволяя утопить себя до упора. Стрелки спидометра подергивались, заостряя внимание на том, что еще совсем немного, и лимит скорости будет превышен. Бережное отношение к дорогой иномарке было забыто в мгновение ока. Ветер свистел за стеклами, облизывая крылья Porsche* и нагло проникая в салон. Он, как будто бы специально, обдувал кресло, где пару минут назад сидела Лена, поднимая вверх еще не выветрившийся запах. Ее запах. Ноздри от этого горели огнем. Задерживая дыхание и устремляя свой взгляд четко вперед, Виктор считал минуты до особняка. Дорога не кончалась и в глазах назойливо мелькала разделительная полоса. Мир вокруг стал черно-белым. Хотя сейчас этот самый мир для него сложился в темное шоссе и белую, ярко очерченную линию. Руки машинально вывернули руль, направляя машину в центр трассы. Так было свободнее ехать. Так мир принадлежал только ему. Так он чувствовал уверенность, а безысходность отходила на второй план. Сжалившись над своими легкими, Виктор с силой втянул воздух. Аромат кожи только усиливал запах девушки, особенно заостряя на нем внимание. Горло обожгло огнем, а во рту возник вкус горечи. Ненаглядная иномарка, сама того не ведая, превратилась для мужчины в адское пекло, где он горел на костре, не умирая, но и не имея возможности выжить. И только, когда впереди замаячили огни загородного дома, он смог перевести дух и сбавить скорость. Каждый день он возвращался в свою обитель, но еще ни разу с таким нетерпением. Не доезжая несколько сотен метров, просигналил. Это было знаком к решительным действиям со стороны охраны. Это значило, что ворота должны быть открыты немедленно. Это значит, что хозяин не намерен долго ждать, и не стоит его злить. То, что у Виктора плохое настроение, никому объяснять не требовалось. В доме сгущались тучи, и ничего хорошего это не предвещало.
Швырнув ключи, не задающему лишних вопросов водителю, Валковский в два шага преодолел гостиную и заперся у себя в кабинете. Сейчас ему не хотелось объясняться с матерью, видеть разбитое лицо Алекса, успокаивать ничего не понимающую Валерию. В одиночестве сложнее всего забыться, но именно это ему необходимо. Сесть напротив окна, вылить в себя алкогольный настой и начать казнить себя.
Каждый шаг в его жизни был спланирован и несколько раз обдуман. Он шел по этой прямой, не сворачивая и не меняя маршрута. Как и когда все перевернулось с ног на голову – ответа не было. Постепенно перед глазами всплывали цветные картины недалекого прошлого. В одних преобладал красный цвет – братская кровь, омывающая пол, в других – черный – нестерпимое желание, бороться с которым было практически невозможно. Что-то щелкнуло в голове, заставляя следовать инстинктам, а не здравому смыслу. Слова потеряли всякую суть, уступая место тяжелым и точным ударам. Простить себя Виктор не мог, но и признавать свей вины не желал. Девушка, которая нуждалась в помощи, занимала в его голове большую часть мозга – это было его единственным, но таким хрупким оправданием…
Большой глоток терпкого коньяка обжег полость рта и, медленно растекаясь по горлу, усилил жар внутри. Постепенно погружаясь в себя, мужчина закрыл глаза.