– А какого? – огрызнулась Анна Харитоновна, чуть не прибавила «какого хрена», но прикусила язык.
– Не знаю, – захныкала Рита. – Чего-то другого…
– Я не экстрасенс, – едва сдерживаясь, сказала кухарка. – Я не умею читать чужие мысли.
– Ой, ладно, – сморщила нос Рита. – Шипишь, как змея под корягой, надоела. Уволю… Помяну мою девочку.
Рита опрокинула полную рюмку коньяка в рот, проглотила одним глотком, поставила рюмку на стол, да неудачно, донышко отлетело, она в сердцах смахнула осколки со стола. Анна Харитоновна подхватилась, что-то ругательное шепча под нос, подметала осколки, тогда как Рита, уставившись на смирную девушку, сидевшую с прямой спиной, но опустив глаза, цедила с ненавистью сквозь стиснутые зубы:
– Чего жрать перестала? Ух, гадина… Дармоедка. С тех пор как появилась в нашем доме, все полетело вверх дном, одни несчастья принесла. Сидишь тут, живая и здоровая… а моей девочки нет… Почему она? Почему не ты, змеюкина дочь? Я спрашиваю, почему ты живешь, а ее…
Не сдержав эмоций, подогретых крепкими напитками, Рита в ярости бросила тарелку с закусками в Руслану, после этого провела руками по столу и смела бутылку коньяка, новую рюмку, тарелку с хлебом, вилку и вдруг…
– Рита! – рявкнул Афанасий Маркович.
Никто из женщин не заметил, когда он вошел и остановился в дверном проеме, переступив порог кухни. Рита замерла, опустив голову, а Руслана поднялась с места и ушла.
– Аня, вы свободны, – отпустил он и кухарку.
Оставшись с женой вдвоем, Афанасий Маркович сел на место Русланы, оценил, что ужин ею не доеден, отодвинул тарелку и взглянул на жену.
– Когда прекратится твоя бесовщина? – произнес он отчетливо.
Рита мотнула головой, отбрасывая непокорные волосы назад, и вместо того чтобы извиниться или пожаловаться на судьбу, вызывая жалость, она выбрала агрессивную риторику:
– А я видеть ее не могу! Не хочу! Почему она должна мелькать у меня перед… – помахала Рита перед своим носом ладонью, позабыв, как этот жест оформляется словами. – Почему не она умерла, а…
– Что ты несешь?! – застонал он.
– А то! Убери ее! Убери куда-нибудь эту уродину…
– Хватит! – стукнул ладонью по столу Афанасий Маркович, вскочив. – Хватит! Теперь слушай, что я скажу, учти, повторять не буду. Еще раз услышу или мне кто-то скажет, что ты обращаешься с Русланой как садистка, я выставлю тебя за дверь навсегда без содержания.
– Но я…
– Заткнись, дура! – гаркнул он. – Запомни главное: если мне придется выбирать между тобой и Русланой, я выберу ее. Ты услышала меня?
– Услышала, – огрызнулась Рита.
– И последнее. Если с Русланой что-нибудь когда-нибудь случится, если случайно на нее упадет сломанная ураганом ветка или кирпич с неба за сотню километров от нас, даже разбираться не буду. Я просто удавлю тебя. Усвоила?
– Прости, но ты несправедлив…
– Тебя я тоже видеть не хочу, но терплю. Терплю только в память о нашей дочери. Цени! А теперь… у тебя есть комната в этом доме, пошла вон туда. И старайся реже попадаться мне на глаза.
Он стремительно вышел и отправился в комнату Анны Харитоновны, та разрешила войти, когда он постучался, и спрятала хмурое лицо за наклоном головы. Его интересовал только один вопрос:
– Как часто такие сцены случаются, как я только что увидел и услышал на кухне? (Она молчала.) Аня, я тебя спрашиваю.
– Рита Савельевна уволит меня, если я пожалуюсь на нее.
– Аня, я хозяин в этом доме, – рассердился Афанасий Маркович. – Не Рита, а я. Это мой дом, построенный на мои деньги. Но почему-то я ничего не знаю, что в моем доме происходит! Ты-то здесь работаешь столько лет и не посчитала нужным мне сказать, что Руслану кошмарит Рита? Когда это началось?
– Как только Руслана поселилась в доме, а после смерти Дианы Рита Савельевна совсем сдала…
– Хочешь сказать, распустилась?
– Наверное… – смутилась Анна Харитоновна.
– Еще что? И не называй мою жену по отчеству. Аня, говори.
– Иногда Рита била девочку…
– Спасибо. Запомни, уволить тебя никто не может, кроме меня. И прошу тебя докладывать о выходках Риты. Ты услышала?
– Угу, как скажете.
Афанасий Маркович поднялся по лестнице на второй этаж. У комнаты Русланы прислушался – внутри было тихо, но когда Афанасий Маркович приоткрыл дверь, услышал, что она плачет, он вошел, не спрашивая разрешения.
В темноте, уткнувшись лицом в подушку, Руслана горько плакала, так плачут очень несчастные люди, хотя у нее все есть, что необходимо для жизни, и даже сверх того. Однако нет, наверное, простых и понятных вещей – семьи, любви, счастья, к сожалению, этот недостаток остро ощущался и Афанасием Марковичем при всем кажущемся благополучии. Стоило ему произнести ее имя, она села на кровати и – ни звука. Он присел рядом, обнять Руслану не посмел, но добрые слова сказать обязан и сказал, как умел: