Игры с хищником

– Не получилось сказки...

Она вскочила – волосы растрепаны, мокрое лицо перекошено в неожиданном яростном гневе.

– Затащил на квартиру, изломал всю, как зверь голодный! Синяков наставил, изнасиловал... На, смотри! До сих пор не прошли!

Подняла подол и показала бедра с синими пятнами.

Это были его пальцы...

– На спине показать? Как ты когтями вцепился? – продолжала Антонина. – Не женишься на мне, да? Из-за родства?

– Ты знала? – обескураженный ее перевоплощением, спросил Сергей Борисович. – Неужели ты знала?..

Антонина примолкла и только всхлипывала, зажимая в себе слезы, дрожали прижатые к груди кулачки.

– Знала, – определил он. – Теперь все ясно.

– Ничего тебе не ясно! – задиристо воскликнула она. – Мне папа сказал!.. Когда уж поздно было! Что мне теперь делать? Ну что?!

Ее вопросы хлестали по ушам, словно бич, в голове звенело. Она же по-своему расценила его молчание.

– Возьми меня замуж? – попросила жалобно. – На это родство не смотри, уродов рожать не буду. Никто ведь не узнает? А папу мы в бане запрем.

– Зачем?

– Чтоб не ходил и не кричал.

– Почему он кричит?

– Из ума выжил, так и орет теперь на нас.

– Не хочет, чтобы выходила за меня?

Она пытливо взглянула и отвернулась.

– Больной, так что взять?.. Или в Архангельск отпустим. Он все туда рвется, к своему сыну Александру, так и пусть едет. А кроме него, никто не разболтает!

– Подумай, как мы с тобой жить станем? – обреченно спросил он.

– Очень хорошо станем! – засмеялась она, как Рита. – Мне понравилось. Ты такой сильный, страстный!.. Только синяков больше не оставляй, ладно? И запомни: меня зовут Антонина, Тоня, а не Рита. Я ревнивая. А какой ты Ритой меня называл?

Упоминание о Рите вдруг всколыхнуло в нем старое чувство и вместе с ним – решимость.

– Ты же меня не любишь? А хочешь замуж!

– А ты меня любил, когда делал предложение? – вновь взъярилась она. – Тебе надо было жениться, вот и предложил. И мне надо. Вырваться из этой грязи! С этих Выселок! Ты вон живешь как барин – на машинах возят, на самолетах. А мы?.. Ничего, любовь у нас будет!

– У нас ничего не будет! – отрезал он, хотя при этом вспомнил слова Героя, как следует расставаться с женщинами. – Все, вставай и уходи.

– Не будет? – переспросила она.

– Это кровосмешение, понимаешь? Нельзя этого делать. Твой отец прав!

– Ага, понимаю. – Она встала и пошла в переднюю. – Мне теперь жизни нет. Пойду и повешусь. Или утоплюсь...

Она говорила это так хладнокровно и трезво, что будто и не плакала несколько минут назад. Видимо, учеба в театре не прошла даром. Сергей Борисович стоял, смотрел, как она торопливо одевается, и молчал, поскольку это ее перевоплощение обезоруживало.

В тот момент он вспоминал Риту Жулину, которая тоже обещала утопиться, если Сыч не вернется к ней. И не утопилась.

Антонина заглянула в зеркало, вытерла платочком глаза и, горделиво вскинув голову, ушла, оставив дверь открытой...

8

С момента, как он сел писать предсмертную записку, прошло больше трех часов, однако за это время никто не побеспокоил его, не позвонил по внутренней связи, не постучал в дверь и вообще никак не проявился. Обычно в поздний час, тем более когда задерживался в кабинете, его так надолго не оставляли: чаще всего заходил дежурный доктор – приносил таблетки и измерял давление, повар, чтоб уточнить меню на завтра, и реже охранник. Они имели особые инструкции на этот счет, по которым обязаны были постоянно и незаметно контролировать экс-президента до его отхода ко сну и под самыми разными предлогами не позволять ему слишком долго работать по вечерам. С этой же целью ровно в десять отключалась телефонная связь, но бывший начальник охраны Горчаков предусмотрел все: перед тем как уйти, купил на разные подставные имена десяток трубок и спрятал их в условленных местах в квартире и на даче. Подобное он и раньше делал, когда Сергей Борисович был еще при власти, но для почетного пенсионера эти меры показались излишними. Однако после того, как закон о Госсовете не приняли, он несколько раз пользовался этими телефонами, в том числе и для разговора с женой. И в то же время подумал, что предусмотрительность Горчакова возникла не на пустом месте; он что-то знал, но, видимо, уверен не был в правдивости информации о будущем, поэтому и не поделился.

В этот вечер его не только не тревожили стуками в дверь и ненавязчивыми намеками о позднем часе, но еще и не отключили телефоны. Внезапный звонок прямой правительственной связи заставил его вздрогнуть и оторваться от воспоминаний. В первый момент Сергей Борисович смотрел на урчащий аппарат как на чудо, ибо знал, что такого не может быть. Однако, увлеченный прошлым, лишь на минуту вырвался из него, огляделся и, когда телефон замолк, вновь погрузился в прошлое.

Тогда казалось, положение безвыходное, но боженька любил его.