Игры с хищником

В комнате повисла тишина, а Сычу вдруг стало тепло от ее слов.

– Ладно, девки, давайте спать! – послышалось от окна. – Завтра на работу.

По этой команде он прижал к себе Риту и мгновенно оказался на берегу мельничного омута.

Проснулся он от яркого света и шороха: сонные еще, хмурые девушки торопливо собирались на работу, потягивались, переговаривались хрипловатыми голосами и, когда умывались под рукомойником, косились на кровать Риты. А она еще спала, уткнувшись в его плечо и укрыв лицо своими волосами. Но когда девчонки уходили гурьбой из комнаты, вдруг произнесла отчетливо и бодро:

– Не выключайте свет.

Едва за ними захлопнулась дверь, как тот час же приподнялась и проговорила со вздохом сожаления:

– Тебе надо ехать домой, Сыч...

– Я еще болею, – отозвался он с тоской, представив, что сейчас нужно расставаться.

Рита пощупала голову и погрозила пальчиком:

– Не обманывай!.. Я дам тебе денег. Сядешь в поезд и поедешь.

И тут он увидел, как на сосках ее груди, словно белые слезы, медленно выкатились и созрели две крупных капли молока.

– Это... что? – спросил испуганно, вспомнив свой сон.

Она смахнула капли рукой и улыбнулась:

– Бывает... Вставай и одевайся.

– Не хочу уезжать, – с ребячьей упрямостью сказал он. – Зачем?

– Сейчас сюда придет комендант.

– Но ты же сказала, брат...

– Я-то сказала, да только девчонки уже доложили ему... какой ты брат. Уже нашептали, стервы...

– Думал, они твои подруги...

– Подруги!.. По горю они подруги. Им всем под тридцать уже, а мы с тобой тут, на глазах... милуемся. – Она подала трусы и майку. – Ничего ты еще не понимаешь...

Сыч молча оделся и сел насупленный. Рита принесла ему высушенные на батарее валенки.

– Ничего, я скоро вернусь, – утешила она, торопливо натягивая платье. – Жди меня в мае. А может, и раньше, если курсы сократят... Сейчас я побегу на занятия, а ты на вокзал. Только маме не говори, где был, ладно?

Потом она вела его за руку по длинному коридору, мимо вахтерши, которая уже все знала и пыталась заступить дорогу. Но Рита в этот миг внезапно налилась каким-то звенящим гневом и бросила на ходу:

– Уйди, сгинь!

И старуха послушно отскочила в сторону. На улице Рита повеселела, выпустила наконец руку Сыча и, схватив горсть снега, отерла лицо.

– Господи, что я делаю? – И засмеялась.

Они расстались возле проходной прядильной фабрики, и как-то нелепо, бесстрастно, словно ничего не случилось.

– Ну, жди меня, – обронила она и, даже не обернувшись, скрылась за обледеневшей парной дверью.

6

Воспоминания о Рите Жулиной были настолько притягательными, что на время отвлекли его от всех прочих мыслей, в том числе и от надежности патронов. Он сидел за столом, сцепив руки, смотрел на пистолет, на чистый лист бумаги и ручку, знал, для чего все это приготовлено, однако сознание еще не высвободилось из пут памяти, дабы совершить, что задумал, и все еще блуждало в прошлом.

Перед тем как уехать на работу в родные края, он был приглашен к Баланову на собеседование, где после недолгого формального разговора получил настойчивый совет непременно жениться. Сергей Борисович тогда пообещал, однако еще не внял, не прочувствовал всей серьезности этого наказа. К тому же направление в провинцию хоть и было обязательной обкаткой перед дальнейшим повышением, однако считалось своеобразной ссылкой: существовал риск никогда не вернуться обратно, если не способен руководить областью. Поэтому он расценил наказ жениться как брюзжание стареющего высокопоставленного начальника, считающего, что он имеет право вмешиваться в личную жизнь, устраивать семейное благополучие и счастье подчиненных.

Его скепсис тот час же был замечен.

– Напрасно вы так, – заметил Баланов. – Знаете, что вас ожидает? На родине? Полное одиночество. У вас там не будет друзей. И вообще следует привыкнуть к мысли, что их теперь не будет никогда. И нигде. Возле вас будут придворные, угодники и холопы, с которыми невозможно водить дружбу. Власть создает вокруг человека зону отчуждения. Чем выше начальник, тем шире эта зона. И жена становится единственным человеком, с кем можно говорить искренне, кому не опасно излить душу. Это кроме того, что вам, молодому мужчине, потребуется женщина... Поймите меня правильно: я забочусь прежде всего о вашем психологическом здоровье.

– Я это понимаю, – воспользовавшись паузой, отозвался Сергей Борисович.

– Вероятно, первая любовь у вас была несчастной? – вдруг предположил Баланов. – В юношеском возрасте...

Слышать от него подобные слова было как-то странно, казалось, этот человек с непроницаемым, желтым от кабинетной работы, лицом находится где-то в особом пространстве, выше всяких чувств, увлечений, любовных пристрастий и прочих человеческих слабостей.

– Она была старше вас, – продолжал угадывать он. – Играла с вами, дразнила... И однажды стала первой женщиной. Верно?.. Вы завоевали ее, насладились победой, а потом уехали учиться, повзрослели. И обнаружили, что на свете есть другие женщины, не менее прекрасные, но неприступные, недостижимые. Однажды вы решились и преодолели собственные сомнения...