Игры с призраком. Кон первый.

Ричард моментально разозлился и, нацепив на лицо маску надменности, сверкая глазами, направился к парочке с твердым намерением — разрушить эту идиллию. Он даже знал — как. Клокотавшая в душе ярость слепила разум, а руки желали близко пообщаться с физиономией друга. Зря он его отпустил.

Король нарочно медленно подошел, навис над шахматной доской и, чуть склонившись над ней, повернул голову к жене:

— Здравствуй, милая! — прошипел он со зловещей улыбкой голодного вампира.

Анжина подавилась смехом, в ужасе уставилась на него и отпрянула. На лице выступило явное желание испариться. Ричард накрыл ее плечо ладонью, чтоб она не вздумала сбежать, и повернулся к графу:

— Развлекаешь?

Крис пошарил взглядом вокруг, словно искал шапку-невидимку или сапоги скороходы, но не обнаружив ни того, ни другого, напрягся и промолчал.

— Молчишь? Что так? Не желаешь развлечь меня?

— Конечно, Рич, присоединяйся.

— Спасибо! — ядовито процедил король.

— Ричард, перестань! — занервничала королева, чувствуя нависшую угрозу.

— Почему? — с самым невинным видом поинтересовался король, заглядывая ей в лицо.

— Ты ведешь себя, как шут!

— Ах, извини, я забыл, что эта должность уже занята… — Ричард нехорошо улыбнулся, повернувшись к Войстеру, — графом Феррийским.

Крис нахмурился и начал подниматься, придумывая на ходу достойный ответ, но не успел, король просто оттолкнул его пятерней в лицо, заставив вернуться в кресло.

— Не смей! Не смей! — вскочив, закричала Анжина.

— Моя отважная и честная женушка готова встать на защиту своего любовника и прикрыть его грудью?

Королева задохнулась от возмущения и гордо вскинула подбородок:

— Как ты смеешь?!

— Я еще твой муж, милая. Интересно, чем тебе это сонно-апатичное существо по нраву? — выгнул бровь король.

— Прекрати! Сейчас же прекрати паясничать! Ты пугаешь меня до смерти! Посмотри, в кого ты превратился? Кидаешься на всех! Я пожалуюсь Илжи!

— Не будь ребенком, — презрительно скривился Ричард. — Я о-очень `боюсь' твоего брата. Ты не объяснишь мне — с каких это пор он стал твоей опорой и защитой? Сколько доверительности, тепла. Сейчас всплакну от умиления… Только вот нет Илжи, был да весь вышел… на Хиласпи, к жене отдыхать улетел и тебя как обычно бросил!

— Ненавижу тебя! — выдохнула Анжина, губы задрожали, в глазах появились слезы бессилия.

— В последнее время ты много плачешь, милая. Невроз?

Анжина дернулась и, поджав губы, резко развернулась и рванула прочь.

Ричард пристально смотрел ей в спину и пытался уловить ее эмоции, но ничего не чувствовал. Все, что мучило его, клокотало и бередило, принадлежало его душе, а эта рыдающая женщина со своими чувствами и мыслями не находила в ней места. Она была чужой, ненужной… Может быть, она права, и с ним не все в порядке? С ним — не с ней.

Ревность, обида, злость топили его разум, толкая на необдуманные поступки, и расширяли пропасть непонимания меж ними.

Ричард тряхнул волосами.

Он не замечал презрительного взгляда графа, который в ту минуту хотел лишь одного — встряхнуть Его Величество так, чтоб тот рассыпался, испепелить, уничтожить за свое унижение и беспомощность, за тревогу и мучившую совесть, за слезы Анжины, за страх. За то, что тот еще на что-то надеялся, за то, что мучил их одним своим присутствием, за то, что мешал, не понимал и не желал понимать — для него все кончено!

Ричард мазнул по лицу Криса пустым взглядом и, развернувшись, побрел в свои покои. Он чувствовал себя бесконечно уставшим, вымотанным и опустошенным. Он не желал никого видеть, слышать, знать. Сильный человек в короткие сроки превратился в никчемную рухлядь в умелых руках безответной любви, ревности и отверженности и мечтал вернуться в то время, когда он был непробиваем для этих изуверских игр.

Г Л А В А 1 7

Халена сидела на лавке у терема и, блаженно улыбаясь, поглядывала округ. На скуле cправа красовался внушительный кровоподтек, ладонь туго стянута полотном — порезвились вчерась, однако. Славко да Горузд удружили, приложили малость в запале, ухори.

Халена лукаво улыбнулась, вспомнив виновато-расстроенные физиономию рыжего Славко, молодец! Славно ей науку преподали — в другой раз не замешкается. Случись серьезный бой, никто не пожалеет, недосуг. Не увернется — сама виновата — привет прародителям! Правильно Гарузд молвил:

— Вертче будь!

Из-за угла Миролюб вынырнул, плюхнулся на лавку рядышком, холщовый мешочек меж собой и Халеной положил:

— Бери.

— Что это? — вытянула она шею, заглядывая внутрь.

— Семечки.

Девушка взяла горсть, принюхалась: теплые, крупные семечки пахли солнцем, ветром и летом.

— А как их есть? — озадачилась.

Миролюб чуть шелухой не подавился, покосился на девушку недоверчиво: чего выкомуривает? Вздохнул:

— Вота, — показал, — на зуб его уложишь — кусаешь, нутряное в брюхо, шелуху на волю, — сплюнул остатки на землю.

— Насорим, — протянула Халена, с осуждением проследив за полетом шелухи.

— И чего?

— Нехорошо.

Парень плечами пожал — что плохого?

Девушка с сомнением посмотрела на зажатые в горсти семечки — есть хотелось, а вечерять когда — одному богу ведомо.