В тесной каюте на троих, больше похожей на камеру, было душно. Комфортом для обслуги не озаботились, поэтому вентиляция не работала, впрочем, и вряд ли была в этом «каземате». Но ерунда, главное женщина летит, куда хотела и за перелет успеет заработать на высадку на Лефевр, что стоила немало, учитывая, что платформу нужно готовить для нее одной. Корабль шел дальше, и пассажиров до Лефевра больше не было.
Хорошо, что кухонной рабочей устроилась. Хорошо, что вообще взяли. Отработает, ничего, а может и чуть больше заработает, на какую-нибудь безделушку, которую сможет потом, уже на месте, обменять на коня. Только быстрей бы прилететь.
В бреду лихорадки она улыбалась, видя перед собой Кирилла, и точно знала — он свободен, он улетит на Энту, у него все сложиться и будет хорошо.
И плакала, видя Ричарда. Она безумно скучала по нему, тревожилась, хоть и знала точно, с ним тоже все было хорошо. "Это любовь и эгоистичное желание, чтобы ты рядом был, меня крутят. Это пройдет. Все верно сделано. Все будет хорошо".
"Почему Лефевр?" — казалось ей, спрашивал он.
"Ты знаешь", — шептала, уверенная, что он-то понимает, почему.
Потому что пришло время либо выжить, либо умереть, но выжить она сможет только там, потому что в том есть смысл, и умереть достойно тоже сможет только на Лефевре. Замечательная традиция, смыл жизни воинов — умереть в бою, было единственно привлекательной для нее смертью. Хуже нет умирать, обременяя собой, лежа в постели, слабой, ни на что не годной. Возможно, все утряслось и тихо на заставах и по украинам. И хорошо. Значит, будет дозорить с остальными гриднями.
Значит, будет жить бережа жизнь рода.
До высадки добрела через туман и бред лихорадки. Он казался бесконечным и не отпускал ни на кухне, ни в каюте, как и жар. Постоянная духота. От которой некуда было деться. Анжина уже не отличала реальность от ирреальности, когда венткок вложил ей в руку золотую монету — заслуженную плату и отправил к платформе.
— Тридцать две минуты до отстыковки. Успеешь?
Анжина кивнула, слабо соображая.
И опять в удушающем мареве, как в тумане — до каюты, чтобы взять главное — меч, и к платформе, путаясь в переходах.
Успела. Ступила в узкий бокс, в котором только стоять, а если сидеть, то прижав колени к груди, и он тут же сомкнул створки, загудев поехал вниз. Тряхнуло, что-то хлопнуло. Замигали кнопки и, специальный дым наполнил пространство, задерживая кислород.
Опять тряхнуло и капсулу затрясло, как Анжину в лихорадке, понесло вниз. К планете.
Посадку не помнила. Капсула вошла в землю и выплюнула пассажирку, зашипела сжимаясь, съеживаясь и распалась, покрывая густым дымом траву, которую смяла.
Воздух был чистым и прозрачным, прохладным и пьянящим, наполненным запахом трав.
Женщина открыла глаза и уставилась в безбрежное голубое небо. Ей еще не верилось, что она на месте, что месяц в дурмане и тумане канул и этот удивительный воздух, знакомый и такой манящий — явь. Что трава под рукой, трава высокая. Звенящая под лаской ветра — не сниться, что небо не мираж.
Анжина лежала и слушала как шумит трава, заливается птица где-то вдали, поблизости стрекочет кто-то в зарослях и вдруг увидела орлана. Птица парила в небе широко раскинув свои мощные крылья и женщина засмеялась: "здравствуй, знакомец!"
— Эй! — выдала хрипло, протянув к нему руку.
Восторг наполнил душу, изматывающие признаки лихорадки размыло как тени. Женщина поднялась. Застыла, покачиваясь от слабости, оглядывала просторы поля, островки леса вокруг и закричала в небо птице:
— Здрав будь, славный сын славного рода!!! На многие лета и зимы!! Здрав будь гордый гридень небесный!!
И засмеялась, чувствуя себя пьяной от счастья.
Она добралась! Она вернулась!!!
Хотелось не только кричать — хотелось скакать, обнимать траву и землю, деревья, ласково шумящие неподалеку и словно разделяющие ее радость, приветствующие ее. Она отвесила им поклон до земли и головой качнула: спятила. Но как же это здорово!! Пусть безумна, но здесь, в этом вольном краю, наполняющим радостью до краев только тем. Что он есть!
— Как же ты прекрасная, земля мирянская! Века и века тебе лада и мира, наряда и прави!! Живи воля земли свободной, великих родов приют славный!!
Птица заверещала в небе, то ли соглашаясь, то ли отвечая и, добавляя от себя и, продолжала облет своей территории.
Анжина засмеялась и рванула ворот куртки, отдирая клепки, и расставила руки, чтобы ветер остудил грудь, смыл остатки изматывающего жара. Пусть все плохое канет. Нет у нее больше лихорадки, нет слабости. Не место им на этих просторах, а значит и в ней.
Меч за спиной проверила — не Гром ее, хотя и «Грома» — Ричарда, но ничего, зато не без оружия. А клинок славный и в верных руках послужит еще в правом деле.