Игры Сердец. Противостояние

– Значит, вот такая я глупая, Рэйтан-джи, – застенчиво пробормотала она, и муж растроганно на неё посмотрел. – Всегда прощаю. Не могу долго держать в себе зла.

Встретив слегка ироничный, по-доброму насмешливый взгляд мужчины, она вспыхнула, готовая отстаивать свои убеждения.

– Не знаю, как объяснить! – вскричала она, и Рэйтан старательно спрятал в уголках губ улыбку.

Киара могла ничего не говорить. Он прекрасно понимал её. Понимал и принимал такой, какая она есть, не желал в ней ничего менять и заранее знал, что дади будет прощена в ту же секунду, едва запросит о таком прощении, но вот сам поступить подобным образом вряд ли бы смог.

– Да, я не могу долго злиться, – подтвердила малявка, не подозревая о его мыслях и продолжая доказывать, сопровождая слова активной жестикуляцией. – А ещё я не хочу делать человеку больно, кем бы он ни был. И если я чувствую, что он искренно раскаивается, то злости во мне не остаётся вовсе. Все обиды испаряются, да они и обидами как-то сразу перестают быть.

Киара помолчала, чуть насупившись и обдумывая ощущения. Покосилась на мужа, который слушал внимательно и не перебивал. Ободрённая безмолвной поддержкой Арора, она продолжила:

– Вы правы, дади наговорила мне много плохих слов. И поступки совершала ужасные. Но теперь она раскаивается – я точно вижу, что раскаивается, а потому не могу злиться. Думаю, в таких случаях людей нужно обязательно прощать, иначе у человека рушится вера в себя. А так же в тех, кто его окружают, в возможность начать всё заново. А этого никак нельзя допустить!

– Даже в ущерб себе? – Рэйтан чуть приподнял брови, неуловимо поддразнивая жену, и она тут же попалась.

– Не в ущерб!

Малявка лучисто улыбнулась в ответ, так, что у него замерло сердце.

– Понимаешь… – забывшись, она перешла на интимное «ты» и Рэйтан дополнительно растаял, будто его тёплой рукой по сердцу погладили. – Каждый раз, когда я вспоминаю те обидные слова и дела, что делала дади, мне больно, очень больно! И каждый раз, сколько не вспоминай, больно так же, словно это было вчера. Но я не хочу носить эту боль в себе. Ведь если её не отпустить, то она как тьма – будет жить вечно, поглощать. А так… – девушка помялась, – когда я простила дади, то почувствовала себя словно птица, улетающая на свободу. Не смейтесь! – Киара экспрессивно выставила впереди себя пальчик, чем немало позабавила его. – И в этом случае прощение стало отпущением обид и для меня тоже. Вместе с «прощаю», улетели и огорчения. На самом деле улетели!

Она засмеялась, радуясь удачно подобранному сравнению, пусть и звучало оно по-детски.

– Теперь я с лёгкостью могу жить дальше. Смеяться, дышать, забыть о неприятностях. Любить. – Киара чуть покраснела. – И если при этом моё прощение сделало другого человека счастливым, то я только «за». Так что никакого ущерба.

Последнее Киара договаривала, густо покраснев, так как устремлённый на неё взгляд мужа стал непередаваемым.

– Зря я, наверное, это сказала… – заворчала она совсем тихо, ёрзая на кровати, и Рэйтан усмехнулся.

– Не зря, – с нежностью отозвался он, заправляя выбившиеся из причёски пушистые пряди за ушко. – Ты очень добрая и мудрая, моя малявка.

По себе он знал, как нелегко открыть своё сердце пусть даже и очень близкому человеку. А ещё труднее облечь в нужные слова и фразы собственные поступки, пытаясь объяснить то, где действуешь, не раздумывая, интуитивно. В этом случае Киаре всё удалось. И то, что она, его девочка, смогла заставить задуматься и по-другому взглянуть на прощение его, давно огрубевшего, дорогого стоило. Он серьёзно обдумал только что сказанное, разложил по полочкам, переосмыслил на свой лад, и хотя согласился не со всем, многое принял. Пропустил через сердце немного наивные, но очень чистые убеждения Киары. Он сам был другой. Он помнил обиду, держал удар и мог решительно идти до конца и даже мстить, если дело того требовало, но Киара – она зажигала в его душе свет! И в этом случае собственные жёсткие убеждения становились стеной, призванные для одного: защитить её, нежную. Она его вторая половинка, а он мужчина, защита, и за его стеной любимая малявка никогда не узнает зла.

– И необыкновенно сексуальная, когда пытаешься донести до меня свою философию, – шепнул он, продолжая. – Значит, прощать и… любить?