«Неужели это конец и все жертвы оказались напрасными?» — терзался Островский, но самым печальным было то, что он очень боялся узнать ответ на этот вопрос.
Глава шестнадцатая. Москва
«Боже мой, куда мы едем, что могло уцелеть в этом пожарище?» — терзалась Долли, разглядывая обгоревшие руины центра Москвы.
Ни одного целого дома, лишь закопчённые стены да пустые глазницы выгоревших окон…
Еще на окраине города старая графиня остановила кареты и позвала подопечных к себе. Сама-то она знала, какое зрелище им предстоит увидеть, и теперь, глядя в окно, тихо плакала. Долли совсем расстроилась. Опять у тёти сердце прихватит. Надо бы хоть как-то её отвлечь. Заметив неправдоподобно нарядные на фоне обгоревших руин белоснежные наличники и красный кирпич небольшой церкви, Долли бодро заметила:
— Тётя, не всё так плохо. Посмотрите, вон храм уцелел.
— Это — церковь Всех Святых, там меня крестили, — сквозь слёзы улыбнулась графиня. — Наша бабушка была дамой властной и требовала, чтобы все её дочери рожали своих детей в доме Бутурлиных, а крестили их в соседних церквях.
Долли с радостью уцепилась за подвернувшуюся тему:
— Так здесь и нашу бабушку крестили?
— Вон там впереди, на горке, есть церковь в честь святого Владимира, Анастасию крестили там. Но тот храм сильно пострадал, да и Ивановский монастырь, что напротив, сгорел дотла. Я, когда летом приезжала, видела мать игуменью, та рассказала, что сёстры успели покинуть Москву за день до пожара и реликвии монастырские смогли вывезти. Теперь монахинь распределили по другим обителям, а в развалинах погорельцы живут. — Апраксина вздохнула.
Шаг лошадей замедлился: дорога круто пошла в гору. Долли выглянула в окно, перед ней высилась длинная закопчённая стена, за ней чернел остов разрушенного собора.
— Это и есть Ивановский монастырь? — спросила Долли.
— Да…
Княжне стало грустно. Москву она почти не помнила. Отец не любил покидать Марфино, и в город они ездили редко, но у девочек в памяти осталось ощущение праздника, красоты и веселья, связанное со словом «Москва», теперь же город как будто умер.
— Вон — церковь, где крестили вашу бабушку. — Апраксина указала на руины, где с десяток мужиков разбирали обгоревшие камни. — Теперь и глав не осталось, и колокольня рухнула, а прежде храм был хорош — белый, как лебедь. Ему ведь лет триста — построили ещё при Алексее Михайловиче. Тогда здесь царские сады росли, вот он и звался: «Храм Святого Владимира в Старых Садах». А теперь что?.. — Графиня вновь всхлипнула и прижала платок к глазам.
— Не нужно плакать, — попросила Долли. — Мы ведь богатые, давайте восстановим храм: денег дадим, людьми поможем. Я сама всё узнаю, расскажу вам, и мы вместе решим, что делать.
— Ну надо же, дорогая, как хорошо ты придумала!..
Графиня заметно повеселела, и у Долли отлегло от сердца. Кареты вновь свернули — теперь в переулок, и лошади опять натужно потащили экипажи по крутому подъему. Девушки припали к окнам. С левой стороны тянулись старинные палаты с толстыми белёными стенами и маленькими оконцами, а справа утопал в снегу большой яблоневый сад.
— Палаты — часть усадьбы Лопухиных, только они и уцелели, а всё остальное — новый дворец, флигели, хозяйственные постройки — сгорело начисто.
Лошади остановились. Графиня выглянула в окно и наконец-то улыбнулась:
— Ну, вот мы и дома.
Экипажи стояли у низких чугунных ворот. Ажурная решётка окружала засыпанный снегом парк. Форейтор с первой кареты соскочил с запяток, перемахнул через забор и побежал к дому. Через несколько минут он вернулся с высоким тучным стариком в тулупе, накинутом поверх ливреи.
— Ваше сиятельство! — воскликнул толстяк. — Здравия желаю, мы вас с Покровки ждали — дворня там дежурит, а вы с переулка заехали.
— Здравствуй, Фрол, — отозвалась графиня, — это всё не важно, открывай ворота, мы очень устали.
Старый дворецкий снял цепь и замок. Кареты одна за другой въехали на мощённую брусчаткой дорожку и покатили к большому двухэтажному дому. Светло-бирюзовый цвет его стен и множество огромных окон с белыми лепными фронтонами после сплошных чёрных руин казались неправдоподобно прекрасными. Долли даже померещилось, что это — сказка, а особняк сейчас исчезнет, развеется цветной дымкой, оставив после себя уже привычное взгляду пепелище.
Экипажи проехали в зажатый меж двумя флигелями внутренний дворик и нырнули в полукруглую арку сквозного каретного проезда. Тот оказался таким длинным, что оба экипажа спокойно разместились под его сводами.
Фрол открыл дверцу и помог выйти старой графине, но потом растерялся: в карете остались только крестьянки в белых толстых платках и грубых дублёных тулупах.
— Это — княжны Дарья Николаевна и Елизавета Николаевна, а также моя компаньонка Дарья Морозова, — вмешалась Апраксина. — Не держи нас на морозе, Фрол, мы и так давно в дороге.
— Простите, ваше сиятельство, — засуетился дворецкий, отворяя дверь, — не признал барышень — они совсем маленькими были, когда я видел их в последний раз.