Игры скорпионов

Кузины раскрыли над головами кружевные зонтики и поудобнее устроились на мягких подушках новенького ландо с гербом Орловых-Чесменских на дверце. Кони в упряжке были как на подбор: крупные, без единого изъяна, с лоснящимися серыми в яблоках шкурами — краса и гордость дядиного конного завода.

— Кто теперь занимается лошадьми? — полюбопытствовала Орлова.

— Саша нового управляющего нашёл, говорит, что толковый.

Сашей в семье звали Александра Чесменского — незаконнорожденного сына покойного графа от дворовой девушки. Отец мальчика любил: сам воспитал и помог сделать хорошую военную карьеру. Сразу после смерти графа Аннет поручила сводному брату ведение всех дел по управлению многочисленными семейными поместьями, а сама отдалась тому, чего жаждала её душа, — благотворительности. Фрейлина чуть слышно вздохнула: для неё Саша по-прежнему был обаятельным красавцем — первой любовью, о которой так никто и не узнал. От воспоминаний отвлекла Аннет. Та в очередной раз вернулась к начатому за завтраком разговору:

— Так что же выходит? Полина везёт дочь домой? По-моему, это неразумно. Вы же не знаете, где теперь скрывается этот убийца юных девиц. Почему ты считаешь, что он не вернётся в Курляндию? Тебе же написали, что сумасшедшая мачеха мертва. А убийца — её прямой наследник. Может, он уже приехал на семейный хутор, просто ещё выжидает…

Агата Андреевна уже пожалела, что рассказала кузине о деле Островских. Впрочем, Аннет и до этого всё знала: графиня Брюс поделилась с «младшенькой» всеми подробностями случившегося, Орловой оставалось лишь рассказать то, что сообщил ей в своём письме барон Тальзит. Кузины проговорили об этом всё утро, но Аннет всё никак не унималась. Пришлось рассказать и то, о чём Орлова собиралась пока умолчать:

— Знаешь, это всего лишь мои догадки, но мне кажется, что Островский не успокоится, пока не добьёт и свою последнюю жертву, и ту девушку, которая расстроила все его планы.

— Да ты что?! — всплеснула руками Аннет. Орлова по собственному опыту знала, что теперь кузину уже не остановить. Легче было всё рассказать самой.

— Помнишь, Илария стала любовницей пасынка, когда тому исполнилось шестнадцать? Связь со зрелой женщиной часто производит на юношу неизгладимое впечатление. Он полностью подпадает под влияние любовницы, а в случае Островских надо принимать во внимание ещё и извращённые наклонности этих двоих. Я думаю, что дикая жестокость — вещь наследственная. Ведь Островские очень близки по крови: пасынок приходится мачехе родным племянником. Теперь поставь себя на место преступника: он потерял единственную родную душу — к тому же любовницу, лишился имения и в довершение всего поневоле выпал из рядов своего сословия.

— Сам виноват. Неужели нельзя было обойтись без этих кошмарных извращений? — заметила Аннет, и вдруг брезгливость на её лице сменила насмешливая улыбка. — Впрочем, кому бы обсуждать плотские утехи, но только не двум старым девам…

Орлова хмыкнула — язык у кузины всегда был как бритва.

— Я хочу сказать, что Островский обязательно кого-нибудь обвинит в своём крахе — ему нужно найти виноватого, — объяснила Агата Андреевна. — Недобитая жертва спаслась, чем взяла над преступником верх и унизила его, а «крестница барона Тальзита» разрушила весь его мир. Кроме мести, Островскому сейчас нечем жить. Подумай сама, какую цель в жизни он может придумать после такого удара?

— Отомстить! Но я бы в его положении, когда б отошла, все-таки подумала о будущем. Можно службу найти или жениться на богатой.

— Вот именно, что «когда б отошла», а на это нужно время. Деньги у Островского есть: имение он умудрился продать и пока может позволить себе дорогую игрушку — месть.

— Нужно бы предупредить девушек, — забеспокоилась Аннет. — Может, ты им напишешь?

— Ты же видела, как барон скрывает их имена. Я его понимаю: малейшее пятно на репутации — и барышне не найти достойной партии. Я сделала по-другому: написала Тальзиту, изложила своё мнение и попросила барона переслать письмо родителям или опекунам «крестницы». Я уверена, что пострадавшие девушки сейчас держатся вместе, так что одна предупредит другую.

— Ну и прекрасно! — обрадовалась Аннет. — Надеюсь, теперь бедняжек защитят.

За разговором время пролетело быстро, и экипаж уже катил по Покровке. Впереди засияли на солнце все тринадцать глав Успенского храма, Аннет перекрестилась и неодобрительно покосилась на кузину, не сделавшую того же, но всё-таки решила не обострять отношения своими нотациями и просто сказала:

— Вот и храм! Приехали…

— Я оставлю тебя в храме, а сама поговорю со старостой, — заявила Аннет и, заметив удивленный взгляд Орловой, объяснила: — Я обещала серебро на оклады, а староста должен был посчитать, сколько всего нужно.

Анна Алексеевна проводила кузину по лестнице на высокую паперть, а потом открыла дверь в храм.

— Побудь здесь, я скоро вернусь.