Игры скорпионов

Герцог осмотрелся и увидел в левом углу зала узкую лестницу, ведущую на второй этаж. В три шага взлетел Чарльз наверх. У входа в коридор он замер, ожидая погони, но всё было спокойно, и герцог, легко ступая, двинулся вдоль стены. Вторая дверь оказалась слегка приоткрытой. За столом, что-то напевая, сидел молодой человек. Большеглазый и златовласый, он был так безупречно красив, что походил на ангела, хоть и падшего, поскольку казался совершенно пьяным. Чарльз шире приоткрыл дверь и проскользнул в комнату. Пьяный не обратил на это никакого внимания.

— Джон, собирайся, поедем домой, — сказал герцог и сильно тряхнул брата за плечи.

Затуманенный взгляд пьяного с трудом остановился на госте.

— Оставь меня, Флинт, — отмахнулся красавец. — Я сто раз объяснял тебе, что ты мне не нужен.

— Джон, это я, Чарли… Посмотри на меня, ради бога! — взмолился герцог. — Нам нужно немедленно уходить.

— Чарли?.. Как ты меня нашёл?

— Долго рассказывать… Вставай, мы сейчас же уходим!

Герцог подхватил Джона под мышки и потащил к двери. Спросил на ходу:

— Кто такой Флинт?

— Главарь местной банды, он живёт рядом, — вяло пробормотал Джон и вдруг вскинулся: — А куда ты меня ведёшь?

Вопрос был непраздным. Герцог оставил кеб на тихой улочке за границей этого бандитского квартала и пообещал вознице целое состояние, если тот дождётся возвращения седока из Сохо. До экипажа (если тот ещё ждёт) быстрым шагом пришлось бы идти четверть часа, но с пьяным спутником добраться до кеба было труднее. Чарльз оглянулся по сторонам, заметил на щербатом умывальнике кувшин с водой, схватил его и вылил Джону на голову. Золотые кудри брата сразу превратились в мокрую паклю.

— Ух, ты с ума сошел! — закричал Джон, но потом взгляд его великолепных голубых глаз прояснился: — Чарли, это ты?

— Я! И пришёл за тобой… Мы немедленно уезжаем домой, а завтра отправляемся в Гленорг-Холл.

Джона аж передёрнуло от страха:

— А как же отец? Я не хочу его видеть.

— И не увидишь: старик умер и уже похоронен. А сейчас, я умоляю, возьми себя в руки. Нам нужно пройти мимо банды разбойников, а потом по ночным улицам выбраться из Сохо, что и трезвому совсем не просто.

— Не бойся, шайка сегодня работает где-то в богатых районах. Бери меня под руку и шатайся, тогда никто не обратит на нас внимания.

Герцог последовал дельному совету, уцепился за локоть брата, и оба они, болтаясь, как бельё на ветру, спустились с лестницы. Джон вдруг запел грубую портовую песню, и кто-то за ближайшим к выходу столом пьяно хохотнул. Братья выбрались на улицу, и Чарльз с облегчением вздохнул. Теперь оставалось добиться, чтобы нетрезвый Джон хоть как-то передвигал ноги и не спал на ходу. Решив, что в этом случае разговор может оказаться полезным, герцог стал задавать вопросы:

— Ты что, в банде?

— Нет! Просто Флинт хочет меня, а я ему отказал. Однако мерзавец во всеуслышание объявил, что я принадлежу ему, и теперь все обходят меня стороной.

— Понятно, — вздохнул герцог. — Расскажи, как ты жил после того случая?

— Ты называешь это «случаем»?! — Даже пьяный, Джон до глубины души оскорбился и попытался оттолкнуть брата. — Когда твой собственный отец убивает твоего же любимого, разве «случай» — вполне подходящее слово?

— Извини, ты прав…

Чарльз искоса посмотрел на идущего рядом пьяного молодого человека и вспомнил прекрасного, как херувим, тринадцатилетнего мальчика, рыдающего над трупом своего учителя. Воспоминания были по-прежнему мучительны.

Джон с детства отличался любовью к искусствам и словесности, и гордый его успехами старый герцог пригласил в учителя младшему сыну наимоднейшего столичного поэта. Все в Лондоне знали, что поэт — младший из многочисленных детей обедневшего графа — нищ, как церковная крыса. Но, хотя самые благородные и богатые семьи приглашали поэта в учителя к своим наследникам, гордец отказывал всем. Принял он одно-единственное предложение: от герцога Гленорга, и то лишь после того, как увидел его младшего сына на прогулке в Гайд-парке.

Поэт был женат, однако никто тогда не знал, что он вступил в брак в надежде поправить свои финансовые дела. В супруги он выбрал весьма состоятельную молодую поклонницу своего таланта. Быстро промотав приданое за карточным столом, поэт отослал жену к родителям, заявив, что ему не на что её содержать, а сам остался в столице в кругу богемных друзей. Приняв предложение старого герцога, поэт переехал в Гленорг-Холл и начал занятия со своим одарённым учеником.

— Ваш сын станет гордостью нации, — говорил поэт восхищённому отцу, и тот во всём положился на знаменитого «гувернера».