Последнее, конечно же, относилось к драме, случившейся в Афанасьеве. Алексей открыл ящик стола и вытащил несколько листов, принесённых вчера графиней Апраксиной. Тётке письмо переслал барон Тальзит, а Евдокия Михайловна сочла своим долгом передать послание главе семьи. Алексей разложил листы по порядку и вновь перечёл письмо барона. Пропустив обращение и весь набор вопросов о жизни и здоровье, сосредоточился на словах о возможных действиях преступников:
«…Теперь я полностью разделяю мнение Орловой, что сбежавший убийца станет преследовать и Долли, и Дашу. Я не стану пересказывать вам аргументы Орловой, лучше почитайте всё сами — её письма я прикладываю. Отвечая ей, я счел своим долгом сохранить втайне имена наших барышень. Впрочем, не удивлюсь, что при такой проницательности фрейлина и так догадалась, кто они…»
Дальше письмо барона Алексей читать не стал (он и сам знал, что нужно следить за каждым шагом барышень, не позволяя им рисковать). Зачем читать — только расстраиваться, ведь Алексей уже умудрился прошляпить новую выходку Долли. Он постарался отбросить горькие мысли и сосредоточиться на письме Орловой. Первые её замечания были понятны — тогда фрейлина ещё не знала о драме, случившейся в Афанасьеве, зато послание, направленное в ответ Тальзиту, оказалось очень интересным. Алексей ещё вчера обвёл некоторые абзацы и теперь сосредоточился именно на них:
«…Ваша лжеслужанка во время допроса выдала огромное количество сведений, которые просто не могла знать в силу своего положения в доме. Она смело рассуждала о желании хозяйки взять верх над молодыми соперницами, о её одержимости связью с собственным пасынком, о том, что именно Илария заманивала молоденьких девиц, истязала их, а потом травила. Всё это сильно напоминает хвастовство человека, который гордится своими поступками и тяготится тем, что вынужден скрывать правду…»
Алексей пододвинул к себе листы с копиями протоколов допросов и, прочитав их, не смог не согласиться с мнением фрейлины. От откровений преступницы в душе остался мерзкий осадок.
«Так эта женщина безумна или нет?» — спросил себя Черкасский.
Ответа не было. Алексей вновь вернулся к письму и нашёл следующий обведённый абзац:
«…Я почти уверена, что Островский бросится на поиски жертвы и её подруги. Мачеха давно приучила Лаврентия к тому, что он — пуп земли. Я сомневаюсь, что сама Илария считала так же, для неё пасынок, скорее, был трофеем, отнятым у сестры, но, чтобы удержать молодого любовника, стареющей женщине приходится потакать и его порокам, и его тщеславию. И вот такой избалованный человек лишается всего: дома, имени, средств к существованию. Он никогда не скажет, что виноват сам — он обвинит в своих бедах „врагов“, так что и жертва, и разоблачительница станут Островскому ненавистны. Стремление к мести — самое простое и понятное чувство, оно позволяет пренебречь всеми обязательствами, например семьёй. К тому же зачастую кажется, что победа — совсем рядом, а для избалованных натур такое искушение обычно непреодолимо».
Алексей разделял и это мнение, но он надеялся, что Островский не сможет выбраться за пределы России. Вот только этого никто не мог сказать наверняка. Конечно, барон Тальзит позаботился о том, чтобы полиция искала не только помещика Островского, но и маклера Сидихина. Но вдруг преступник сможет ускользнуть?