Игры современников

Скорее всего поэтому я и усматривал глубокий смысл в существовании нас с тобой, близнецов – столь редкого явления в долине и горном поселке. Как мне представляется, сестренка, мое эмоциональное становление во многом определялось тем, что мы – близнецы. Символическая отместка Великой Японской империи – единственное, что смогли сделать старики после поражения в пятидесятидневной войне, – тоже благотворно повлияла на мое формирование.

Вспомни, как ты, сестренка, каждое утро, чуть подкрасившись, отправлялась к отцу-настоятелю и в течение часа отрешенно восседала в храме, постигая искусство жрицы Разрушителя, а потом, так и не смыв с лица косметику, играла с деревенскими детьми – ты уже в те годы выделялась среди них. А я, тоже подвергаясь ежедневной муштре, задолго до того, как стал осознавать это, примирился с ролью твоего партнера, всегда остающегося в тени. Я был твердо убежден, что будущему летописцу нашего края блеск и слава ни к чему. Конечно, я отличался от тебя и от братьев, сверх всякой меры проявивших свою индивидуальность. Все наши братья были со странностями, видимо, потому, что зачинались они отцом-настоятелем в невменяемом состоянии, когда он, напившись до чертиков, с яростными воплями бросался на нашу мать, и переполнявшая его злоба извергалась вместе с семенем – так утверждали женщины долины. Меня же одного он приблизил к себе и стал ежедневно давать уроки, чтобы научить описывать мифы и предания нашего края. В остальном я был самым обыкновенным ребенком. Мучась страшной зубной болью, я не раз острым осколком камня пропарывал вспухшую десну и, сплюнув кровавую слюну, терял сознание. А когда покинул долину, обо мне там даже не вспоминали, разве что как о твоей половине – мы ведь с тобой близнецы.

Так уже в детстве я не сознавал себя человеком, действующим в конкретных исторических условиях, а жил скорее для того, чтобы описать мифы и предания, которым обучал меня отец-настоятель. Я говорил, что виной тому были уроки отца-настоятеля, но еще большую роль здесь сыграл символический акт стариков, зарегистрировавших нас с тобой, близнецов, в книге посемейных записей с почти одинаковыми именами.

Сестренка, с детских лет ты верховодила не только девочками, но и всеми мальчишками. Разумеется, это было до того, как ты откололась от сверстников. Поэтому вначале и я входил в твое окружение, но потом мне стало казаться, что взгляды, которые бросали на тебя мои товарищи, говоря сегодняшним языком, слишком откровенны. Они видели в тебе нечто светлое, а себя считали твоей противоположностью – темным началом. Однажды я присоединился к компании подростков, которые, оторвав доску в полу на втором этаже амбара для хранения воска, как раз над уборной, с вожделением смотрели на твой сверкающий, совершенной формы круглый зад цвета сливочного масла.

До сих пор, а мне уже больше сорока, эта сцена продолжает будоражить меня. Поскольку мы, сестренка, представляем собой неразрывные части одного целого, я никак не могу решиться на брак с какой-либо женщиной, хотя близок был со многими. Удовольствия от близости с ними я не получал никогда, никогда с ними не забывался – может быть, потому, что они были как из другого теста. Я не мог слиться с ними. Когда мне приходилось словами объяснять, чего я добиваюсь, женщина сразу же становилась мне чужой. Женщина должна чутко реагировать, непроизвольно откликаться на мои действия, и мы должны двигаться к одной заветной цели. Каждый раз, вступая в новую связь, я наполовину бессознательно пытался с предельной деликатностью настроить партнершу именно на это. Понимая, что с первого раза добиться гармонии невозможно, я все же надеялся, что в один прекрасный день наши тела сольются в нужной позе и я наконец испытаю блаженство.

Одна гордячка, тоже, как и я, с исторического факультета, с которой мы некоторое время жили вместе, однажды вняла моему зову, и ее обычно сопротивляющееся тело вдруг легко пошло мне навстречу. Правда, то, что мы делали, показалось ей таким постыдным, что она даже начала всхлипывать. Но я чувствовал, как наши пылающие тела превращались в одно целое. Казалось, я наслаждаюсь за двоих, и в тот миг, сестренка, мне почудилось, что она – вторая ты…