Игры современников

Однажды мне попался подлинник свитка «Повествования об аде» – это произошло уже после того, как я покинул наш край. Композиционно гравюры из «Повествований об аде» имели много общего с нашей картиной, особенно в изображении ярко-красных и розоватых языков пламени, колышущихся, как водоросли; правда, в нашей картине чаша кратера была окружена темно-зеленым лесом. Вспоминая одну и глядя на другую, я вдруг прозрел. Картина ада в нашем храме изображала не ад. Она как раз и породила у меня в детстве лжевоспоминания о строительстве деревни-государства-микрокосма.

Разрушитель и созидатели, основавшие наш край, уже начиная с века мифов стремились к тому, чтобы оградить себя от внешнего мира, оставшегося за лесом, стремились убедить его в том, что их община бесследно исчезла. В течение почти всей истории нашего края это стремление оставалось незыблемым, и в какую бы эпоху ни была создана картина ада в нашем храме, видимо, она представляла собой рассказ о том, что происходило в период созидания. И все же я считаю, что люди деревни-государства-микрокосма, словно индейцы, которые двигались задом и при этом еще заметали ветками свои следы, именно с помощью этой картины сохранили для потомства мифы и предания своего края. В противном случае как бы мог отец-настоятель собрать такое огромное количество изустно передающихся мифов и преданий нашего края? Не кажется ли тебе, что художник (я думаю, он тоже был из наших мест), которому было поручено написать картину ада для храма, где часто собирались жители долины и горного поселка, точно следуя канонам религиозной живописи, изобразил строительные работы, заложившие основу деревни-государства-микрокосма? Если это так, значит, я по-детски безотчетно – постичь это в том возрасте я был бессилен – проник во внутреннее содержание картины и сохранил в своем сердце лжевоспоминание, как если бы собственными глазами видел строительные работы в период созидания. Не достойна ли, сестренка, моя детская интуиция всяческих похвал, даже если уже тогда начали приносить свои плоды уроки отца-настоятеля, стремившегося воспитать меня летописцем нашего края, а тебя – жрицей Разрушителя.

Я вновь вспоминаю ту картину как воссоздание строительных работ в период основания нашего края, и многое в ней наполняется конкретным содержанием. Прежде всего видишь общую панораму ада – огромную красную чашу, обрамленную темно-зеленой полосой. Это дно заболоченной низины, где огромные обломки скал и глыбы черной окаменевшей земли, образовав запруду, задержали несметное количество зловонных отложений, и склоны, на которых поднимающиеся со дна миазмы уничтожили всю растительность, а наверху – чудом уцелевший девственный лес. Я отправил тебе, сестренка, свое первое письмо, в котором начал рассказ о мифах и преданиях нашего края, когда работал преподавателем в Мехико. Однажды в своей лекции я упомянул о том, что Японский архипелаг в глубокой древности был весь покрыт лесами и только человек заставил лес отступить, освободил землю для городов и сельскохозяйственных угодий – это, мол, и есть результаты его труда. В ответ один из мексиканских студентов заметил с едва уловимой горькой усмешкой:

– У нас все наоборот. Где растет зелень – там это результат труда человека.

Во время нашего разговора я почувствовал, что такая параллель не лишена основания, и мое сердце устремилось туда, к картине ада в нашем храме…

Разрушитель и созидатели начали расчистку заболоченной низины – правда, и ливень помог им, смыв много грязи, – а затем перешли к подготовке пашни. Заболоченной с незапамятных времен низине, на которой ничего не росло и откуда поднимались ядовитые миазмы, теперь угрожали густые заросли – такая угроза представлялась вполне реальной, и нужно было сковать мощь наступающих растений, а потом, по тщательно продуманному плану, выращивать только то, что было необходимо, – таков был следующий шаг. Не исключено даже, что созидателями владела неосознанная боязнь замкнутого пространства – они опасались, что зеленый лес, растущий по гребню, сомкнется вокруг них плотным кольцом и станет спускаться к долине. Может быть, этот страх, этот общий кошмар передался и нашему поколению.