Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков

Вакуум, бесконечная ледяная пустота в том месте, где еще вчера билось любящее сердце, обрывочность, незавершенность мыслей, пытающихся родиться, но, не сформировавшись, мгновенно угасающих.

София сидела на кровати после разговора с хозяйкой, рассматривая два лежащих перед ней конверта.

Фрау Агнесса, передав поступившую вчерашним вечером почту, вежливо поинтересовалась самочувствием страдалицы и, получив вразумительный ответ, смущенно, с трудом подбирая слова, попросила Софию съехать. Причина названа не была, но она и так очевидна. Пожилая швейцарка не желала неприятностей с полицией. София ее понимала и, пробормотав наскоро извинения за причиненные удобства, попросила вызвать такси к полудню. Агнесса замерла в ожидании благодарности за спасенную жизнь, но так и не дождалась теплых слов.

Из чего сделала вывод, что сумасшедшая не рассталась с мыслью убить себя. Значит, она правильно поступает, что выставляет жиличку за дверь. Не хватало, чтобы она завтра нашла ее тело в бассейне с камнем на шее.

– Мадемуазель, я так и не узнала вашего имени, но это уже не важно. Вчера после обеда посыльный доставил письма, вот они.

Агнесса протянула удивленной Софии два конверта.

На одном, что толще, стояла надпись – «Для Элен Коллинз.». София прощупала содержимое. Кроме листа бумаги, там находился небольшой прямоугольный предмет.

Второе письмо предназначалось ей. Слова «My dear Sophie» застали ее врасплох.

Некоторое время руки не слушались, она не могла вскрыть конверт. Сердце замерло и совершило отчаянный прыжок, когда, разорвав бумагу, она достала на свет лист, исписанный настоящими чернилами.

«Моя дорогая Софи,

Я расстался с тобой всего полчаса назад, а минуты уже кажутся вечностью. Маленькая коробочка с черной жемчужиной, последний подарок Мастера, лежит передо мной в ожидании свидания. Скоро я растворю ее в стакане с водой.

Судьба моя была предопределена задолго до твоего появления. Виктория, застрявшая между мирами, на распутье, устала ждать. Она рискует утерять божественную искру, дарованную нам для дальнейших воплощений.

Сейчас часть моей души возвращается к ней, другая остается рядом с тобой, Софи. Сбереги ее, как и моего ребенка, которого носишь под сердцем».

– Что???

Пронзительный крик, в котором смешались воедино удивление, ужас, восторг, заставил фрау Агнессу, подрезающую в саду розы, вздрогнуть. Она с трудом выпрямилась, держась обеими руками за больную спину.

У сумасшедшей начался очередной припадок. Что делать? Бежать за Клариссой?

Подождать немного?

Старушка прислушалась: жилица вроде успокоилась.

София, не веря глазам, вернулась к строкам письма, перечитала их еще раз:

«…как и моего ребенка, которого носишь под сердцем».

«Не может быть!

Мне сорок пять, шанс забеременеть минимальный. Он пошутил?»

Она легла на спину, осторожно провела руками по животу, желая почувствовать присутствие новой жизни. Ничего. Конечно, ничего. Их первая близость была всего три дня назад, в полусне-полуяви.

Только сейчас она вспомнила блаженную улыбку Гая, когда сидела у него на коленях в парке. Рука мужчины легла на живот, даря тепло… Он почувствовал новую жизнь, но ничего не сказал. Почему?

София простонала, в исступлении рвя руками простынь.

«Вчера вечером я могла убить еще не родившегося ребенка. Самое дорогое, что осталось от Гая. Бесценное. Нас спасла случайность или Божье провидение?»

Крик отчаяния смешался с рыданиями, следом послышался громкий истеричный смех и вновь горестный плач.

Агнесса, подойдя ближе к окну чужой спальни, металась в сомнениях. Вызывать врача буйнопомешанной или потерпеть? Скоро полдень – она обещала уехать.

Слегка успокоившись, София вернулась к письму.