Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков

По делу у меня все, – мрачно констатировал «Малыш Бо».

Страж отступил в сторону, оставив бледного как полотно Гаспара посреди зала в полном одиночестве.

Толстяк, схватившись за сердце, тяжело дышал. Весть о кончине бывшего директора отеля застала его врасплох.

– У меня есть что добавить по делу, – послышался голос красавца-«Адониса».

Вежливо отодвинув в сторону Кирилла, он выступил вперед.

– Хотел бы уличить вышеупомянутого Гаспара Этьена в откровенном мужеложстве. Не говоря уже о полном пренебрежении к эстетике собственного тела. Он поддавался пороку столь часто, сколь тому способствовали обстоятельства, без стыда и ограничений…

– Протестую, – внезапно подала голос София, – это частное дело. Мы здесь не обсуждаем сексуальную ориентацию господина Рибо!

– Протест принят, – охотно подтвердил Гай.

«Адонис» удивленно вскинул бровь; его недоуменный взгляд осторожно скользнул по лицу судьи и опустился на защитника.

– Все не так просто, господа. Похоть истца шла рука об руку с его Чревоугодием. Идея написать злобный пасквиль созрела в душе подсудимого не только потому, что симпатичный мальчик-официант задержал желанный десерт, но и потому, что тот не ответил на недвусмысленные намеки заглянуть после ужина в его номер. Увы…

София тяжело вздохнула.

«Как мерзко получилось… Толстяк произвел на меня такое благостное впечатление».

На Гаспара нельзя было смотреть без сожаления. Его била дрожь, заставляющая дряблое тело трястись подобно огромному желе. На позеленевшем лице с обвисшими щеками ярким пятном выделялись искусанные в кровь губы. Обезумевшие глаза несчастного буквально вылезли из орбит.

– Я не знал, не знал. Что он… из-за меня. О господи! Мне нет прощения.

Его слова застыли на фоне всеобщего молчания.

«Софи, сейчас твоя очередь! – послышался в голове голос Гая – Постарайся оправдать ненасытного глупца. Это совсем не сложно».

Женщина закрыла глаза, чтобы не видеть перекошенного испуганного лица Гаспара.

«Для того чтобы защитить, мне надо его понять».

«Негодяи куда несчастней. Попытайся это понять! Увидишь, как изменится мир».

«Скажи мне, толстячок, кто виноват на самом деле?» – задала она самой себе вопрос, поднимаясь с кресла.

«Даю подсказки. Поздний ребенок. Мать-одиночка. Голодное послевоенное детство. Импровизируй! Тебе не привыкать сочинять невероятные истории».

София начала говорить, полагаясь на подсказки, приходящие извне:

– Решение Гаспара оклеветать невинного непростительно и требует наказания. Отчасти этим наказанием стали сегодня искренние муки его совести. Он раскаивается в произошедшем, это очевидно.

Оправдать этот поступок я не в силах, но, возможно, я смогу пояснить причины, приведшие к нему.

Вот этот… хм… господин, – София кивнула в сторону «Малыша Бо», сложившего пухлые ручки на пузе и внимательно слушавшего ее, – назвал главной предпосылкой к рождению Чревоугодия покойную мать. И он прав. Женщина, живущая в послевоенное время в бедном пригороде Парижа, вечно голодная, в обносках с чужого плеча, мечтавшая сытно поесть и не думать о завтрашнем дне, передала любимому позднему ребенку собственное миропонимание. «Счастье – в сытости». Если мы виним Франсуазу, то не забудем тогда уж помянуть недобрым словом нацистов, развязавших последнюю войну. Мать стала маленькому Гаспару всем, она заменила ему мир, а возможно, и самого Господа Бога. Он не виноват, что видел единственную радость в жизни в полной тарелке. Несчастного необходимо лечить от булимии. Пусть моя первая речь в защиту прозвучит наивно, но она идет от чистого сердца. Поверьте, Гаспар Рибо неплохой человек. Добродушный, отзывчивый. Я прошу Стражей, и господина судью смилостивиться над несчастным, позволить ему раскаяться.

Тишина, прерываемая тяжелым сопением Гаспара, стала ей ответом.

Потом все услышали голос старика:

– Софи, да ты святая простота! Но, должен признаться, вариант ущербной мамочки имеет право на существование. Откуда ты узнала, что Франсуаза Рибо действительно полжизни голодала и донашивала одежду за ненавистной старшей сестрой? Сорока на хвосте принесла? Обвинить Гитлера в рождении чьего-то Чревоугодия – дорогого стоит. Неординарный подход. Гаспар Этьен, так и быть, вы проходите на следующий уровень.

Мрачный словно грозовая туча француз пробурчал под нос слова благодарности и попятился назад.

«Малыш Бо», потрепав его по голове, поцеловал в макушку, словно покойная мадам Рибо.

– Буду держать за тебя палец, сынок, – и сунул, причмокивая, пухлый большой пальчик в рот, словно воображаемую соску.

«Иди к черту», – испуганно отрезал Гаспар.